Парень из Ириндакана - [2]

— Ну и отвечай!.. Давно бы надо тебя за шкирку… Спасибо скажи, что молчу.

— Тебе, щенку, спасибо?

— Ты, дядя Семен, не шибко-то… а то могу…

— Еще и грозиться вздумал?! Садись в кошевку!

— Не поеду, и все!

— Ах, щенок, да я тебя!.. — Черных угрожающе подступил к парню.

Бронька схватил пешню.

— Шагнешь еще, приколю!.. Мотай отсюда!.. Слышишь!.. — Черные красивые брови парня сдвинулись, а темно-серые глаза заискрились злыми огоньками.

Семен, бледный, раскрыл рот, но, не сказав ни слова, в испуге замахал руками и, быстро повернувшись, бросился к кошевке. Отъехав за торос, он вскочил на ноги и визгливым бабьим голосом крикнул:

— Бандюга, в тюрьме сгною!.. Так и знай!.. Захар Захарыч все видел. Сейчас же в милицию позвоню.

Ткнув кнутовищем в сторону шедшего к Бронькиной «Камчатке» пожилого рыбака, Черных яростно хлестнул коня и умчался на берег.

Бронька заскочил в «Камчатку» и начал сматывать удочки.

— Ты что так рано домой? — как-то хрипло спросил Броньку Захар Захарыч.

Парень сердито взглянул на соседа и молча забрал удочки и бармашницу. Все это бросил на нарты и беспричинно туго затянул веревкой.

Захар Захарыч покачал головой, вздохнул и набил трубку табаком.

— Дай-ка, Броня, огонька.

Парень молча подал спички и с досадой посмотрел на спокойное лицо старика.

— С чего это Семка расшумелся?.. Водки не хватило, что ли?

— Чокнулся петушина — вот и орет… Склад, ему открой!

Вечером того же дня к Захару Захарычу пришла Бронькина мать — Ульяна Прокопьевна.

Старый рыбак весело рассказывал своей старушке об удачах прошедшего дня:

— Слава богу, за всю весну хоть одни денек удался, а то, бывало, фунтов пять-шесть вывалишь бармаша, а добудешь одну козяву.

Гостеприимные хозяева радушно пригласили соседку к столу, но Ульяна отказалась от ужина.

Усевшись на диван, она молча слушала словоохотливого старика. Ее большие выразительные глаза и бледное лицо выдавали тревогу.

Когда-то веселая, красивая, Ульяна Прокопьевна вот уж сколько лет намертво замкнулась; в ее серых глазах застыла тоска, ка светлое лицо легли морщины. И все это произошло после того страшного дня, когда она по складам читала извещение о гибели мужа на фронте. Это случилось после 9 мая 1945 года. Тогда весь народ ликовал, и многие-многие со дня на день ждали из армии своих дорогих, своих родных. А Ульяне и Броньке стало некого ждать…

Ульяне Прокопьевне тогда было всего тридцать лет. За плечами остались тяжелые годы войны. Пять лет мужского труда в неводной бригаде. Летом по пояс в холодной воде, а зимой целый день в руках тяжелая стальная пешня, которой долбишь толстый лед.

Вы знаете, что это такое? Снег и вода, смешавшись под ногами рыбаков, напоминают молочный кисель. В ичигах хлюпает вода… мороз градусов на тридцать-сорок, да вдобавок «ангара» со свистом. Это ветер. Пронизывающий, не ослабевающий ни день, ни ночь.

Пять лет ждала Ульяна мужа, не запятнав чести замужней женщины. И вот, в тридцать лет, с цветущим здоровьем, она осталась вдовой. Молодое тело тянулось к крепкой мужской ласке, но она, заглушая в себе внутренний крик тоски, боли и еще чего-то неодолимо сильного, отстранилась от всех, глубже замкнулась в себе.

Шли годы… Сватались. Получали отказ. Отстали.

Тем временем рос и Бронька. Закончив десятый класс, он два года рыбачил, а затем решением общего собрания его неожиданно назначили кладовщиком. Это была хорошая должность. Но не для Броньки. У него сразу же пошла полная «несварка» с председателем колхоза Семеном Черных.

— Захар Захарыч, я к вам пришла…

— Знаю, все видел.

— Семен-то, говорят, звонил в милицию.

— Не бойся, Уля, страшного ничего нет.

— Посадят?

— Нет… Из-за чего они цапаются?

— Леший их знает. Бронька-то молчит. Он знает за Семеном какие-то грешки, никому не баит, а наедине с ним прямо в драку лезет…

— М-да-а… Надо подумать, что делать.

— Замучилась с ним, какой-то у него «керосиновый» характер.

— Молодой еще, горячий… Плохо, что не любит советоваться.

— Ты уж, Захар Захарыч, помоги, посоветуй, как быть…

— Ладно, подумаю. В общем-то, Уля, не убивайся.

Через день Захара Захарыча вызвали в контору колхоза. В коридоре его встретил Семен Черных.

— Проходите, проходите, милый человек, — умильно улыбаясь, председатель пожал руку старику.

— Зачем звали? — сурово спросил Захар Захарыч.

— Вы видели, как этот хулиган Бронька Тучинов хотел заколоть меня пешней… Вот по этому поводу.

— Ничего я не видел… Слышал, как ты кричал на него.

Старик резко отвернулся и зашел в кабинет.

За столом сидел молодой человек в милицейской форме На белых погонах пара звездочек.

— Вы меня звали?.. Фамилия моя Громов…

— Да, пришлось вас пригласить по поводу вот этого дела, — лейтенант подал бумагу. — Садитесь поудобнее.

Захар Захарыч достал очки, медленно протер. Долго читал старик. Огрубевшие, ревматические пальцы старого рыбака мяли исписанный красивым почерком лист так, что милиционер с опаской посматривал на его «медвежьи лапы», которые невзначай могли испортить следственный документ.

Прочитав, Захар Захарыч закурил и тяжело вздохнул.

— Ну, как, старина?

— Есть доля правды, Бронька нагрубил ему, а больше-то этого… Худого не было.