Паразиты разума - [5]

В течение первых недель моего пребывания в Диярбакыре, когда раскопки на Каратепе из-за сезона дождей были невозможны, мы коротали вечера долгими беседами. Райх пинтами поглощал пиво, я же предпочитал превосходный местный коньяк — даже здесь проявлялась разница в наших характерах!

Однажды вечером я получил письмо от Баумгарта, очень короткое. Он лишь уведомлял, что обнаружил среди бумаг Вейсмана некоторые записи, убедившие его, что какое-то время до совершения самоубийства мой друг был безумен: Карел полагал, что "они" знают о его попытках и попытаются уничтожить его, и, судя по содержанию записей, эти "они" не были людьми. Вследствие всего этого Баумгарт решил приостановить переговоры о публикациях работ Вейсмана по психологии и дождаться моего возвращения.

Естественно, я пришел в замешательство. Мы с Райхом как раз достигли определенных результатов в нашей работе, и считали себя в праве поздравить друг друга и отдохнуть, так что наш разговор в тот вечер всецело касался "безумия" и самоубийства Вейсмана. В начале беседы присутствовали двое турецких коллег Райха из Измира, и один из них упомянул довольно странный факт — что за последние десять лет в сельских районах Турции выросло число самоубийств. Это меня удивило: хотя количество самоубийств среди городских жителей большинства стран и увеличилось, сельское население в целом казалось защищённым от этого вируса.

Другой гость, доктор Омер Фуад, продолжая тему, рассказал об исследованиях на своей кафедре, касавшихся уровня самоубийств древних египтян и хеттов. Поздние арцавские[21] таблички упоминают эпидемию самоубийств в царствование Мурсилиса II (1334-1306 гг. до н. э.) и называют их число в Хаттусасе. Довольно странно, что папирус Менефона[22], найденный в 1990 году в монастыре в Эс-Сувейде[23], также упоминает о подобной эпидемии в Египте в царствования Хоремхеба и Сети I, охватывающих примерно тот же период (1350-1292 гг. до н. э.). Его товарищ, доктор Мухаммед Дарга, был почитателем "Заката Европы" Освальда Шпенглера[24], этого образчика исторического шарлатанства, и заявил, что подобные эпидемии самоубийств могут быть точно предсказаны исходя из возраста цивилизации и степени ее урбанизации. Далее он провёл довольно сомнительную параллель между цивилизациями и биологическими клетками и их склонностью "добровольно умирать", когда тело теряет способность стимулироваться окружающей средой.

Для меня всё это было полнейшей бессмыслицей, поскольку цивилизация хеттов в 1350 году до н. э. едва ли достигла возраста семисот лет, в то время как Египет был старше её по меньшей мере в два раза. Манера Дарги преподносить эти "факты" была довольно безапелляционной, и это меня выводило из себя. Я разгорячился — не без влияния коньяка, конечно же — и потребовал, чтобы наши гости предъявили цифры и факты. Очень хорошо, ответили они, доказательства будут — и будут представлены на суд Вольфганга Райха, — и, поскольку им надо было лететь назад в Измир, довольно рано распрощались с нами.

У нас же с Райхом завязался разговор, который я считаю подлинным началом борьбы с Паразитами разума. Райх, с его ясным аналитическим умом, быстро суммировал все "за" и "против" нашего спора и признал, что доктору Дарге явно не достаёт научной беспристрастности. Затем он продолжил:

— Рассмотрим факты и цифры, известные нам о нашей собственной цивилизации. Что они говорят нам? Количество самоубийств, например. В 1960 году в Англии на один миллион человек приходилось сто десять самоубийств — вдвое больше, чем за сто лет до этого. К 1970 число снова удвоилось, а к 1980 оно увеличилось в шесть раз...

Райх обладал поразительным умом, содержавшим, казалось, всю важнейшую статистику нашего века. Обычно я испытываю отвращение к цифрам, но, когда я его слушал, со мной что-то произошло: внезапно внутри меня пробежал холодок — словно я почувствовал взгляд какого-то опасного существа. Это тут же прошло, но я всё равно вздрогнул.

— Холодно? — спросил Райх.

Я отрицательно покачал головой. Когда же он на минуту замолк, задумчиво глядя в окно на залитую светом улицу внизу, я неожиданно сказал:

— Когда всё сказано, мы всё-таки почти ничего не знаем о человеческой жизни.

Он весело ответил:

— Мы знаем достаточно, чтобы идти дальше, и это всё, на что ты можешь рассчитывать.

Но я никак не мог забыть то чувство холода:

— В конце концов цивилизация лишь сон. Представь себе, что человек неожиданно проснулся от него — не будет ли ему этого достаточно, чтобы совершить самоубийство?

Я думал о Кареле Вейсмане, и Райх понял это:

— Но как ты объяснишь эту манию с чудовищами?

Я вынужден был признать, что они не соответствуют моей теории. Однако мне всё не удавалось избавиться от леденящей депрессии, опустившейся на меня. И что больше — теперь я определенно боялся. Я чувствовал, что видел что-то — чего не смогу забыть, и к чему мне ещё придётся вернуться, — и что постепенно могу впасть в состояние парализующего ужаса. Я выпил полбутылки коньяка, и тем не менее ощущал себя ужасающе трезвым — понимая при этом, что моё тело пьяно, но оно как будто не было моим. Мне в голову пришла ужасная мысль: число самоубийств возросло потому, что тысячи людей, подобно мне, начали осознавать всю абсурдность человеческой жизни и просто отказывались жить дальше. Сон истории подходил к концу. Человечество уже начало просыпаться, и однажды оно проснется окончательно — и тогда произойдет массовое самоубийство.