Парашюты на деревьях - [34]

Шрифт
Интервал

Вот и теперь, когда не удалось накрыть внезапно, они подняли крик, стрельбу. Этим шумом они даже помогали нам, потому что мы знали, где находится враг, как избежать столкновения с ним. Скорее же всего солдаты так старательно улюлюкали и постреливали, чтобы отпугнуть нас от себя, а не встретиться лоб в лоб, ибо такая встреча не сулила и им ничего хорошего.

Немцы преследовали нас не спеша, с остановками, проходя в час не более полутора километров. Несколько раз при перебежках дорог и просек по нас открывали огонь из пулеметов, но всегда с опозданием, так что не причиняли вреда.

В небольшой лощинке Шпаков остановил нас. Дальше шло высохшее болото с тростником и коряжистыми низкорослыми сосенками и березками.

— Дальше отступать некуда, — сказал он. — Лес сходит на клин: нас хотят загнать в ловушку. Будем прорываться назад — туда, откуда шли. Место здесь подходящее. Лес густой. Подпустим фрицев поближе, ударим в лоб — и вперед.

Переползая от одного к другому, командир сам замаскировал каждого. На флангах расположил Целикова и Мельникова. Зину с Аней — в центре. Сам лег несколько впереди, оставляя мне место рядом. Все мы заняли по фронту каких-либо метров пятнадцать.

— Огонь по моему сигналу, — предупредил Шпаков.

Ждать долго не пришлось.

Солдаты шли перекликаясь. Послышались их шаги, шорохи веток, металлическое звяканье касок о сухие сучья. Серо-зеленые фигуры показались меж деревьев, держа оружие наготове.

— Огонь! — скомандовал Шпаков, подхватившись, он бросился вперед, стреляя на ходу. Мы дружно рванулись за командиром.

Сразив всех, кто оказался перед нами, через их трупы мы проскочили и оказались в тылу своих преследователей. Те солдаты, что были справа и слева от нас, прицельно стрелять не могли, боялись поразить своих. А беспорядочная пальба в белый свет, как в копейку, нам не была страшна. По густому лесу мы успели уйти довольно далеко, а стрельба все еще доносилась с места нашего прорыва.

— Наши все? — спросил на ходу Шпаков Зину, которая все время старалась не отставать от него. — Где Юзик, Овчаров?

— Все, Коля, я подсчитала.

Быстрым шагом мы прошли еще с километр. Наступила тишина. Ни стрельбы, ни преследования.

Успех окрылил нас. Как только опасность осталась позади, Шпаков остановил группу. Едва присели — начались оживленные комментарии.

— Я как чирканул короткой — фриц и лапки кверху, — меняя диск в автомате, говорил Овчаров Целикову.

— А передо мной какой верзила оказался! Полоснул в самое пузо. Так им и надо, — ответил Иван Белый.

Томила жажда, но никто не проронил ни слова. Даже Мельников не предлагал «повеселиться». Мы знали, что противник не оставит нас в покое. Так оно и было, Вскоре на нас вновь двинулись немцы. Только на этот раз не одной, а двумя цепями. Хорошо, что нам удалось заметить их. Обстановка усложнялась. Рассчитывать на повторный счастливый прорыв не приходилось. Шпаков оценил обстановку и решил вести нас на южный край леса, на опушку.

— Если вновь придется пробиваться на север, то немцы будут у нас только с одной стороны, слева, а справа будет поле, — объяснил он свое решение.

Идя в заданном направлении, мы наткнулись на бараки, одноэтажные, плоские, с большими окнами, хорошо замаскированные сверху деревьями и натянутыми сетями. Метров через полсотни подошли к опушке и совсем рядом увидели на пригорке зенитную батарею. Далее рядами стояли «мессершмитты». Военный аэродром! Часовой заметил нас. Порывисто ударил колокол, завыли сирены. Летчики, лежавшие на зеленом поле, побежали к самолетам, взревели моторы. Мы инстинктивно бросились в глубь леса. Проскочили просеку и наткнулись на пулеметчика. Он устроился за штабелем дров, но пулемет его был направлен в противоположную от нас сторону. Он, конечно, не рассчитывал, что мы можем появиться со стороны аэродрома. Пока пулеметчик, заметив нас, пытался развернуть свою «машиненгевер», Генка скосил его автоматной очередью.

Мы углублялись в лес. Перевалило за полдень. Для немцев наступил «миттагэсен», а для нас — передышка. Она продлилась, к счастью, до самого вечера.

Незадолго до наступления сумерек Шпаков составил радиограмму: «Находимся северо-восточнее Гольдапа. Обнаружен аэродром с истребителями „мессершмитт-111“ и „меесерпшитт-112“. Противник большими силами прочесывал лес. Потерь нет». Сообщил он также и те разведданные, которые мы добыли в пути. Зина быстро передала шифровку.

Учитывая то, что группа за последние сутки не имела передышки, Шпаков решил ночью провести короткую разведку местности к востоку от аэродрома с таким расчетом, чтобы возвратиться в лес сразу после полуночи и отдохнуть до утра. Ибо никто не мог предвидеть, что день грядущий нам готовит. В любой обстановке надо рассчитывать на свои силы.

Пробираясь по лесу, на одной из дорог мы наткнулись на колонну самоходных орудий. Прислуга находилась возле машин, солдаты покуривали, разговаривали. Когда прибыла сюда эта стальная армада? Куда она держит путь? Днем мы не слышали лязга гусениц, хотя находились недалеко. Мы осторожно прошли от головы колонны до хвоста, пересчитали самоходки, бензовозы, грузовики с боеприпасами.


Рекомендуем почитать
Том 3. Песнь над водами. Часть I. Пламя на болотах. Часть II. Звезды в озере

В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).


Блокада в моей судьбе

Книга генерал-лейтенанта в отставке Бориса Тарасова поражает своей глубокой достоверностью. В 1941–1942 годах девятилетним ребенком он пережил блокаду Ленинграда. Во многом благодаря ему выжили его маленькие братья и беременная мать. Блокада глазами ребенка – наиболее проникновенные, трогающие за сердце страницы книги. Любовь к Родине, упорный труд, стойкость, мужество, взаимовыручка – вот что помогло выстоять ленинградцам в нечеловеческих условиях.В то же время автором, как профессиональным военным, сделан анализ событий, военных операций, что придает книге особенную глубину.2-е издание.


Над Кубанью Книга третья

После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.


Черно-белые сны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


И снова взлет...

От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.


Морпехи

Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.