Парашюты на деревьях - [25]

Вспомнилось, что перед заданием мы не проходили медицинского обследования. Все обошлось традиционным вопросом: «На здоровье не жалуетесь?» — «Нет». — «Вот и хорошо. Значит, годен».

— Юшкевич и Зварика, идите на дежурство. Смените Целикова, — отдал команду Шпаков. — А ты с Мельниковым, — обратился он ко мне, — оттащите в сторону мертвого фрица да прикройте ветками, чтобы не бросался в глаза…

Второй немец за все время не проронил ни слова. Он живо, но молча реагировал на все происходящее.

— С этим тоже пора кончать, — решил Мельников, когда все успокоились. Он вытащил финский нож.

— Не тронь! — повысил голос Шпаков.

— Я вас не выдам, не выдам! — дрожащим голосом произнес Фишер. Он понял, что речь идет о его судьбе. — Зачем же меня убивать?

— Ладно, тише! — разрядил атмосферу Шпаков.

Возвратился с дежурства Целиков. Осмотрелся, спросил:

— А где второй немец?

— Капут, — ответил ему Мельников.

— Он кричал, звал на помощь, — пояснила ему Аня. — Мы должны были. Хорошего от немца не жди. Хотя бывали случаи, что они переходили к партизанам, помогали нашему делу.

— Бывало, конечно, но с ним надо так. — Мельников выразительно провел указательным пальцем по своему кадыку. — Разве они кого-либо из нас отпустили бы подобру-поздорову?

— Факт! — согласился с ним Целиков. — Они нас не жалели.

— Вечером его можно было бы и отпустить, — высказала свое мнение Зина. — Кому охота умирать? А то, что мы были здесь, немцы все равно узнают, стоит только послать в эфир позывные. Душа как-то не соглашается убивать его. В то же время смотрю я на него, он такой смирненький, все рассказал, что знал, а может, именно он бросал детей в огонь на нашей земле. Сам же говорил, что был в Смоленске, Минске, Вильнюсе, — двусмысленно закончила она монолог.

Красный шар солнца сел за лесом, щедро окрасив вершины деревьев. И хотя очень хотелось есть, все мы повеселели — пережили еще один день на вражьей земле. Шпаков составил радиограмму, сам зашифровал, протянул Зине:

— Через полчаса передашь!

Затем командир склонился над картой. Он облюбовал хутор, куда решил повести нас на заготовку продуктов.

— Как ты чувствуешь себя, Ваня? — спросил Овчарова Шпаков.

— Нормально, — ответил он, — обо мне не беспокойтесь.

Когда Зина передала радиограмму, Шпаков сказал Фишеру:

— Вы останетесь здесь, по крайней мере, до утра. Так будет лучше и для вас и для нас.

— О да, клянусь. Я не вернусь больше в свою часть. Я — дезертирую. У меня есть где спрятаться, у меня есть надежное место.

— Это ваше личное дело. Мы сохранили вам жизнь. Вы это понимаете?

— Я понимаю, я все понимаю. Я вас не выдам.

— Выдаст, собака! — не соглашался Мельников.

— Мы уже выдали себя только что, — ответил ему Шпаков. — Кстати, мы же сейчас пойдем к немцам за продуктами — не будем же мы убивать их всех подряд. А ведь, несомненно, они будут доносить на нас.

ПОЧЕРК ЭРИХА КОХА

На предстоящую ночь Шпаков наметил для группы более чем 30-километровый переход. Следовало попытаться установить примерную глубину укрепленного района «Ильменхорст», который нами уже был частично разведан у города Инстербурга, сверить, правильные ли сведения дал Фишер. Сначала Шпаков отвел нас от того места дневки, где остался Фишер, всего метров на пятьдесят и остановил группу.

— Незаметно подойди и посмотри, что делает Фишер, — сказал он Мельникову. — Понаблюдай за ним минут пять. Если будет уходить — прикончи.

— Его там уже нет, — уверенно заявил Зварика. — Нашли дурака, сидеть и ждать неизвестно чего. Он драпает к своим изо всех сил.

— Посмотрим, — коротко ответил Шпаков.

Пока ждем Мельникова, командир подробно разъясняет задачу. Он показывает на карте тот район, куда мы должны добраться до утра, а также хутор, который решено было посетить и «повеселиться» там, как сказал бы Иван Иванович.

По сравнению с худым, желтолицым Овчаровым Целиков выглядит добрым молодцом. Широкие плечи, мощные бицепсы, которые проглядываются даже под одеждой, увесистые кулаки говорят о его недюжинной силе. Иван Андреевич до начала войны работал трактористом в родной деревне на Гомелыцине. Воевал на фронте. Потом его и Мельникова включили в группу разведчиков, которая перешла линию фронта и действовала на Могилевщине. Там к ним присоединился Овчаров. Он находился в гарнизоне в поселке имени Чапаева, который был сформирован оккупантами из советских военнопленных. Вот оттуда-то Овчаров и увел танк. С тех пор и началась их дружба. Оказавшись в группе «Джек», они и здесь всегда стараются держаться втроем.

— Ты прав, Юзик, фриц уже драпанул, — сообщил Мельников.

— А что я говорил, браток, — оживился Зварика. — Нужно было и его сразу хряснуть.

— Ничего страшного. Может, он и не побежит доносить, — возразила ему Зина. — Что он может рассказать? Ничего! То, что мы были здесь? Это и без него уже известно. — Зина похлопала ладошкой по радиостанции, дав понять, что нас только что запеленговали.

— Убей врага — на одного меньше станет. Я так понимаю, — отстаивал свое мнение Целиков.

— Это верно, врага нужно уничтожать, но у нас с вами другая задача, специфическая, — хладнокровно ответил ему Шпаков. — Похоже, что пленного не следовало отпускать. Что теперь судачить и размахивать руками? Мы поступили гуманно — большого вреда он нам не причинит. Пусть живет.