Параноики вопля Мертвого моря - [54]

— Раздражаемся, да? — ухмыляется Иммануэль Себастьян. — Вот теперь-то я точно знаю, что это за пятнышко. Это индикатор. У вас, очевидно, проблемы с менструацией.

— Если уж вы заговорили об индикаторе, — говорит официантка, — у вас он точно не сработал. Тут присутствует какой-то странный запах. У вас очевидная проблема с непроходимостью.

— Вот так так, — Иммануэль Себастьян потирает руки, — да тут у нас никак месть юной вампирши-официантки. Готов поспорить, вы сейчас думаете, как бы мне осиновый кол загнать в сердце, не правда ли?

— В данный момент я думаю о множестве вещей, но хотите верьте, хотите нет, у меня нет ни малейшего желания информировать вас об этом.

— А у меня нет ни малейшего желания спрашивать, потому что вы ведь знаете, что получишь, если предложишь блондинке пенни за её мысли, а?

— Не уверена, что знаю.

— Сдачу.

— Да ну? — официантка поднимает брови. — А вы-то откуда знаете? Вы похожи на мужчину, которому пришлось бы заплатить намного больше, чем пенни, чтобы хоть что-то получить от блондинки, если уж на то пошло. Или от любой другой девушки, я думаю.

— Думаете? Ну вы же не всерьёз, — щурится Иммануэль Себастьян, — не может быть. Не вижу отражения работы мысли под этой вашей смехотворной жёлтой гривой.

— Прошу прощения, вас так привлекает тот факт, что я глупа или что я блондинка?

— Кто сказал, что меня что-то привлекает? Я говорю, что по некоторым причинам вы не кажетесь мне особенно умной девушкой. Вот и всё.

— Ведите себя как следует, мистер, и это точно будет всё.

— Ах, я понимаю. У нас тут продолжение. Официантка-вампирша наносит ответный удар.

— И ещё об ответных ударах: я, кажется, уже просила вас прекратить эти ассенизационные нападки. Здесь нечем дышать.

— Ассенизационные, вот как? Ну, если уж вы не заметили…

— Иммануэль Себастьян! — я решаю, что пора вмешаться ещё раз. — Хватит уже!

— Это она начала, — говорит Иммануэль Себастьян.

— Мне все равно, — я ударяю ладонью по столу. — Так себя не ведут.

— Тогда скажите ей, чтобы оставила меня в покое.

— Да, — говорит Ассада Бенедикт, — скажите ей, чтобы оставила его в покое. И скажите Джули Стрэйн, чтобы оставила в покое Гольдмила. А то он нас с ума сводит своими стихами про неё.

— Кстати о Джули Стрэйн, — говорит Абе Гольдмил и лезет в карман своего пальто, — хотите кое-что почитать?

— Только не коричневый блокнот, — вздыхаю я.

— Нет-нет, это не мой блокнот, — говорит Абе Гольдмил. — Я нашел эту бумажку на столе у доктора.

— На столе у доктора Химмельблау?

— Да.

— Как ты там оказался?

— Она позвала меня к себе на прошлой неделе, ну после того, как я снял штаны перед Дестой Эзрой.

— И ты вот просто так взял у неё со стола бумаги?

— Да.

— Почему?

— Не знаю.

— У тебя что, диагноз — клептомания?

— Нет, вроде бы.

— Она знает, что ты это взял?

— Не знаю, нет, наверное.

— Дай сюда.

Одним из самых явных психопатологических симптомов этого типичного случая навязчивого преклонения является проблема контроля. Измученный ощущением того, что в его жизни отсутствует направление, пациент восхищается в первую очередь тем, что у предмета его поклонения есть, по мнению пациента, способность полностью управлять собственной жизнью. При столь пассивном образе жизни пациент пытается компенсаторно жить через своего всемогущего идола.

— Ничего, если я возьму еще стакан молока? — спрашивает Урия Эйнхорн.

— Ты не видишь, что я читаю?

Еще одна тема, присутствующая практически во всех стихотворениях пациента, — религиозный аспект преданности своему кумиру. Приравнивая Джули Стрэйн к исполненному доброты ангелу, который может спасти своих преданных последователей, он выражает свое обожание языком бескомпромиссной религиозной ревности. Вполне возможно, тем не менее, что сам факт приравнивания актрисы к божественной сущности проистекает из её самовосприятия. «Я думаю, что моя работа, — говорит Стрэйн в интервью одному американскому журналу для взрослых, два экземпляра которого были обнаружены среди личных вещей пациента по его прибытии в больницу, — не противоречит тому, что от меня хочет Бог. Он наделил меня моими способностями и со мной произошли все эти волшебные вещи, и, может, Он хочет, чтобы я впоследствии стала ориентиром для всех людей, которые собрались вокруг меня как мои поклонники» («Лег Шоу», т. 13, № 12, апрель 1996, стр. 52).

— Можно мне еще воды? — спрашивает Ассада Бенедикт.

— А почему ты ничего не ешь?

— Моё тело гниёт изнутри. Я не могу ничего есть.

— Заказывай, что хочешь.

Страстно желая, чтобы его коснулась рука его богини, пациент посвящает большую часть своего времени и сил написанию песен во хвалу Джули Стрэйн. При тщательном анализе этих стихотворений становятся видны в своем развитии две разные, но тесно связанные темы. Одна из них — история богини, другая — история ей поклоняющегося. История Джули Стрэйн — история славы и удачи, блеска и величия, успеха и сияния звезды. Навязчиво-компульсивный цикл сонетов пациента представляет собой повествование, исполненное безнадежности, унижения, страдания, аггравации, опустошенности и отчаяния.

— Ну? — спрашивает Абе Гольдмил, и у него аж глаза светятся от гордости. — Что ты думаешь?