Параллельные общества. Две тысячи лет добровольных сегрегаций — от секты ессеев до анархистских сквотов - [3]

Каковы были главные минусы Кумрана с современной точки зрения? Высокомерие, доходящее до отрицания самосохранения, и внутренняя авторитарность, то есть абсолютная власть главного мудреца. Конечно, именно ессеи стали прообразом, ориентирующей моделью для первых христианских монастырей в Сирии и Египте и для первых гностических общин и тайных обществ в христианской Европе. Они создали первичную, вошедшую потом во всю мировую культуру, модель «святой жизни». Но об этом ниже.

3/ Апокалипсичность

3.1/ Добровольная сегрегация как режим чрезвычайных времен

Большинство случаев добровольной сегрегации в древности связано с ожиданием конца света. Почему это так? Во-первых, демонизация враждебного окружения легко превращается в идею близкого апокалипсиса: этот мир стал настолько плох, что больше не достоин существования и будет скоро уничтожен, но мы уйдем из него сами, не дожидаясь конца общества, и окажемся единственными, кто достойно встретит последние времена. Во-вторых, необходимо было ответить на важнейший для традиционного общества вопрос: почему этот мир, это общество и культура, эта система власти и свод правил устраивали многие поколения твоих предков, а тебя вдруг устраивать перестали? Чем ты лучше их? Почему твои претензии выше? Идея прогресса, то есть развития человеческих возможностей и притязаний, в принципе отсутствовала, наоборот, считалось, что все лучшее и самое совершенное было в незапамятном золотом прошлом мифических первопредков, и потому единственным оправданием самосегрегации оставался апокалипсис — финальный и абсолютный суд всех людей и прекращение вселенной в прежнем виде. Сегрегация становилась режимом чрезвычайного положения, способом подготовки избранных судьбой к этому самому суду: нужно заранее перестать жить по привычным законам, потому что всему очень скоро придет конец. Большой социум не допускал внутри себя разнообразия социальной организации, к идее революции тоже пока никто не склонялся, оставался побег в еретическую общину.

В гностических общинах — у всех этих марки-онитов, офитов, последователей Симона Волхва вплоть до более поздних катарских, богомильских, тамплиерских, альбигойских версий гностицизма — способность к сегрегации от общества и государства была важным тестом на качество и духовность. Для гностиков вообще существовало три вида людей.

1. Большинство «неразбуженных», которые не могут себе представить жизни не по правилам и не способны к социальному творчеству в добровольной сегрегации. Такие люди встретят «окончательное разделение на свет и тьму», то есть конец материального мира, безоружными, и потому воспринимать их следует как человекообразных животных, с которыми гностикам говорить не о чем и держаться от которых следует как можно дальше.

2. Меньшинство «пробудившихся». Эти люди чувствуют войну света и тьмы внутри себя, они хотят усилить свой внутренний свет и отделить его от внешней тьмы, и для этого им просто необходимо уйти от мира и создать изолированные общины себе подобных.

С того момента, как гностики приняли христианскую систему образов (оставаясь врагами церкви как института), они ассоциировали свои изолированные поселения с теми 144 тысячами праведников, которых отберет Христос во время второго пришествия, чтобы жить с ними в стенах Небесного Иерусалима. Близкий конец света виделся им как сегрегация ограниченной общины чистых душ от океана обреченных грешников в некоем идеальном поселении, прообразом которого является их еретическая община. Обычно у гностиков получались сильно удаленные от городов и дорог горные крепости. Чем они там занимались и как всё у них было устроено, сказать сложно, потому что во все века церковь/ государство преследовало и уничтожало подобные социальные эксперименты самым свирепым образом и описания их остались только от «бичевателей ересей», а потому доверять им нельзя.

Согласно отчетам этих «бичевателей», то есть идеологических полицейских, гностики в своих общинах нередко предавались свальному греху, склоняясь в сторону однополой любви и противоестественных связей, ибо они не приводят к рождению детей, которое в преддверии конца мира неуместно, совершали богомерзкие обряды, выворачивая наизнанку обряды церковные, употребляли одурманивающие зелья, которые «переносили» их души в мир «нематериального света», и вообще практиковали всевозможные восточные (арабские, иранские и индийские) практики изменения сознания.

3. Наконец, редчайший тип «никогда не спавших» духовных учителей, которые всегда сохраняли в тюрьме материального мира связь с невидимым светом и само физическое существование этих людей не более, чем маскировка, необходимая для правильной подготовки «окончательного разделения». Такие сверхлюди, конечно, не должны жить в закрытых общинах, их задача постоянно конспиративно перемещаться по миру, поддерживая связь между общинами, сообщая откровения, наставляя и встряхивая готовых снова «заснуть», разрабатывая особый тайный язык, систему пробуждающих образов и создавая вокруг себя тайные эзотерические общества.

Поскольку каждый гностик стремился провести себя по дороге от первого типа к третьему, получалось, что добровольные сегрегации в их практике важная, но не самая главная часть, и потому общины еретиков оказывались столь недолговечны, да и создавались они в конце концов «совсем ненадолго, до конца света». Плюс репрессии системы, которая с религиозными отступниками не церемонилась. Эти репрессии воспринимались еретическими общинами как начало ожидаемого апокалипсиса, что нередко приводило общину к демонстративному коллективному самоубийству. В итоге, не дожидаясь конца света, люди сами устраивали его себе, и это оказывалось единственной, доступной им формой социальной самостоятельности.