Параллельная жизнь - [25]

– Нет-нет, – смеюсь, – руками играть не надо. Это я так, просто не могу удержаться. Главное напрягись изо всех сил, замри и держи стойку. Живот максимально втянуть и зафиксировать! Спину прогнуть и держать…

Отпускаю её через десять минут после жалоб, что спинные мышцы сводит.

– Неизбежные издержки, – философски замечаю я, – через месяц тонус повысится, и такую спину будешь держать всегда.

– Как ты?

– Как я. Ну, всё, выметайся. Мне поработать надо.

Когда провожал её, вспомнил кое-что.

– О, ГаБи, скажи тем ребятам из чата, что они удостоены великой награды. Возможностью поцеловать мне руку. Денежная премия это как-то пошло.

Похихикали напоследок и окрылённая ГаБи ускакала. А я пошёл ковыряться с песнями. Пока суть да дело, родилась мыслишка, как расцветить пару песенок, что перевели с корейского на японский в агентстве.

12 октября. Агентство FAN.

10 часов утра.

Как там в анекдоте? «На работу, на работу!», – радостно кричал мужик утром в понедельник после выходных, проведённых с женой-нимфоманкой. Вот и я так же. Депрессия благополучно завершилась вчера, вместе с неприятными женскими делами. Сегодня воскресенье, но для меня понедельник. А раз для меня, то и для всех. Ибо нечего тут. Если я, Продюсер Великий и Ужасный, сказал, что воскресенье начинается в понедельник, значит, так оно и есть.

Закончили шлифовать две новые песни СонЁн и одну для ИнЧжон. Теперь записываем, вернее, пытаемся третий раз записать, итоговый, устраивающий меня вариант.

– Сонбе, – говорю СонЁн, – помнишь, что я тебе говорила про «Сайонару». Теперь тебе надо сделать похожее. Только сейчас не грустить надо, а наоборот. Вспомни, что-нибудь весёлое, можно из детства. Когда тебя что-то развеселило или у самой было настроение пошалить или как-то нашкодничать. А родители ловили тебя, якобы очень строго ругали, и ты в ответ только хихикала. Было такое?

СонЁн на минутку задумывается, потом её лицо озаряется улыбкой. Есть контакт! Пошла запись… вот теперь замечательно! Поймали мы волну.

Дальше пошло легче. ИнЧжон, глядя на нас, сама сообразила, что делать. И целых три песни мы довели до финала.

Приходим на обед в общежитие с чувством исполненного долга. С шумом появляются БоРам и остальные. На какое-то шоу их директор запрягал. Пока девчонки разбираются с обедом от моей мамы, БоРам повисает на мне.

– ЮнМи, ты уже написала мне новую песню?

– Нет, – привычными отработанными движениями отпихиваю эту мелочь.

– А почему-у? – заглядывает в лицо умильными глазками.

– А что мне за это будет? – отвечаю взглядом с прищуром. С таким, коммерческим, я бы сказал. Вроде как часть формулы: «Я – тебе» есть, а где «Ты – мне»?

– Всё, что хочешь, – с готовностью рапортует БоРам.

– О-о-о-у, – я гляжу на неё настолько оценивающим хозяйским взглядом, что она, – о, вы не поверите, – БоРам неожиданно смущается. Остальные девочки замолкают и настораживаются.

– БоРам, это очень сильное заявление, – продолжаю смотреть с прищуром, – Отвечаешь за свои слова?

Секунду помешкав, БоРам энергично кивает.

– Во-первых, – делаю маленькую паузу для надёжности, – с этого момента, – опять пауза, – обращаешься ко мне «Ваше высочество».

БоРам округляет глаза, девочки вокруг немеют от моей наглости.

– Всегда хотела почувствовать себя принцессой, – объясняю всем.

– Но это мелочи. Самое страшное для тебя во-вторых, – опять делаю паузу, драматическую.

– Ты сейчас… подойдёшь к холодильнику… – вижу, как БоРам напрягается, – достанешь свои сосиски…

Лицо БоРам делается несчастным.

– Достанешь свои сосиски. Все сосиски, – страшным голосом нагнетаю я, – Все! Всю свою нычку! И все их сваришь!

БоРам замирает, как и все вокруг. Правильно, самое страшное впереди.

– Я возьму себе штуки три, – продолжаю уже обычным голосом, – Остальные отдадим девочкам. Но!

Последнее слово почти выкрикиваю. БоРам вздрагивает. А я, делая страшные глаза, зловеще шиплю:

– Ты… не съешь ни одной. Только будешь смотреть, как мы их едим…

Личико БоРам становится, как у маленькой девочки, которая с радостным предвкушением разворачивает красивую обёртку самой лакомой конфеты, а там вдруг оказывается кусок глины.

– Нет! Это слишком жестоко, я не могу на это смотреть! Ы-ы-ы-ы! – СонЁн с каким-то кобылиным ржанием выскакивает из кухни. За ней, корчась от смеха, выползает КюРи. Остальных валит просто на месте. Я, единственный, остаюсь спокойным.

– Вот тогда, любезная моя БоРам, я поверю, что ты настроена серьёзно.

– Вперёд, БоРам! – величественно указываю ей на холодильник, – И пусть тебя ведёт моя железная непреклонная воля.

БоРам, двигаясь, как замороженная, направляется к холодильнику. Откуда-то из-под длинного стола раздаётся полузадушенный всхлип. Это кто? За столом корчатся ИнЧжон и ХёМин, СонЁн и КюРи вышли. Ага, это ДжиХён.

Когда несчастная БоРам раскладывает сосиски по тарелкам, под моим строгим взглядом обойдя свою, СонЁн и КюРи с покрасневшими глазами и непроизвольно подёргивающимися губами возвращаются. ДжиХён кое-как со стонами выползает из-под стола.

Обед БоРам попыталась нам испортить. Сама того не желая, конечно. Она время от времени поглядывала на девчонок такими затравленными и несчастными глазами, что куда там коту Шрека.