«Паралитики власти» и «эпилептики революции» - [67]

Компромисс с собственной совестью дорого обошелся Н. А. Неклюдову. А. Ф. Кони вспоминал: «Гордый и самолюбивый, он, конечно, не показывал, ценою какой внутренней ломки и насилия над собой досталось ему выступление в роли обвинителя: мне пришлось совершенно случайно и невидимо для него наблюдать его вскоре после этого на перроне Николаевского вокзала, где он кого-то поджидал, и мне невозможно забыть ужасного выражения его лица, с остановившимся взглядом и трагическою складкою губ и его дрожащих рук, которыми он машинально „обирал на себе пальто“».

Процесс 1887 года, как писал А. Ф. Кони, смутил его чрезвычайно. Он понимал, что в случае возникновения подобного дела жребий обвинителя может пасть и на него. Поэтому Кони решил сразу же откровенно поговорить с Н. А. Манассеиным. Тот успокоил его, сказав, что по желанию государя такие дела впредь будут передаваться на рассмотрение военного суда, а если бы и пришлось заняться им Особому Присутствию, то он «выпишет для этого из Москвы Муравьёва». На замечание Кони, что это будет неудобно, так как при сенате имеются два судебных оратора, министр юстиции сказал: «Найдутся охотники и в Петербурге, а уж вас так и оставим взятым „под сумление“, а то ведь вы, пожалуй, и в самом деле предложите смягчить наказание, а это не в моде. Я вот все добивался и ждал от членов этой шайки просьб о помиловании, а Константин Петрович Победоносцев еще и до этого давал совет даровать им жизнь, но нашлись советники, настаивавшие у государя на противном, и он с ними согласился…»

1974

Убийство московского городского головы

Девятого марта 1893 года в Москве произошло трагическое событие, всколыхнувшее всю старую столицу – в здании городской думы был смертельно ранен московский городской глава Н. А. Алексеев. Через день он скончался.

Николай Александрович Алексеев пользовался в Москве большим уважением. Он родился в 1852 году, получил блестящее образование. В тридцатилетнем возрасте стал гласным городской думы, а через несколько лет был избран городским головой и председателем думы. Алексеев обладал исключительной энергией и напористостью и, по отзывам современников, сумел «возвысить значение и достоинство городского головы до степени настоящего представителя Москвы». С его именем были связаны многие преобразования в старой столице: появилось около 30 новых училищ, проведены значительные благоустроительные работы, возведены водопровод и канализация, много уникальных зданий, в том числе здание городской думы на Воскресенской площади.

В тот день Алексеев с утра принимал посетителей. Вначале в приемную вошла какая-то женщина, а вслед за ней – среднего роста, плотного сложения мужчина, лет 30–35, с коротко остриженной рыжеватой бородкой и холодным выражением лица. Николай Алексеевич вначале принял прошение у женщины, а затем, обратившись к незнакомцу, спросил: «Вам что угодно?..» Не успел он закончить фразу, как мужчина, выхватив револьвер, прокричал: «А вот что!» И с этими словами в упор выстрелил в Алексеева. Пуля попала в нижнюю часть живота.

…Сразу же после получения известия о происшествии в Московскую городскую думу приехали прокурор судебной палаты М. Г. Акимов, прокурор окружного суда М. Н. Домерщиков, обер-полицмейстер столицы А. А. Власовский, начальник сыскной полиции М. А. Эффенбах. Появились также управляющий Московской митрополией, преосвященный Александр, московский губернатор Д. С. Сипягин и другие высокопоставленные лица.

М. Г. Акимов взял с собой лучшего криминалиста столицы – следователя по особо важным делам Тимофея Тимофеевича Глушановского. За последние 15 лет он расследовал почти все наиболее важные преступления. Его отличали неутомимость и рвение в исполнении служебного долга. Дела он «формировал» исключительно быстро, расследуя их всесторонне и полно, всегда добиваясь блестящих результатов в раскрытии самых запутанных преступлений.

Первые вопросы задержанному задал Акимов. «Ты кто такой?» – спросил он у террориста. «Я новохоперский мещанин Василий Андрианов», ответил тот. «Что побудило тебя на такое ужасное преступление?» – снова задал вопрос Акимов. «Это мое дело», – уклончиво ответил Андрианов.

Задержанного допрашивали в течение нескольких часов. Его ответы на поставленные вопросы, манера держаться сразу же насторожили опытного следователя и прокуроров. Они поняли, что имеют дело с психически неполноценным человеком. Так, в разговоре он постоянно ссылался на теории магнетизма и электричества, с которыми и связывал свое преступление.

Предположение оказалось верным. Вскоре было выяснено, что Андрианов в течение девяти месяцев находился на излечении в психиатрической клинике в Петербурге и незадолго до покушения был выписан и отправлен на родину. Однако он туда не поехал, а появился в Москве. Несколько раз появлялся в Думе, подал чиновникам какую-то записку о борьбе с холерой, написанную сумбурно и не представлявшую интереса.

Глушановский занимался следствием три месяца. За это время дело выросло до четырех томов. Судебно-психиатрическую экспертизу Андрианову производили наиболее известные ученые, профессора Московского университета Кожевников и Корсаков, а также приват-доцент Сербский. После тщательного наблюдения обвиняемого, они пришли к твердому заключению, что