Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.) - [17]

Толков о будущности польских подданных Империи было немало уже во время подавления восстания 1830–1831 гг. Один из ближайших друзей автора «Клеветникам России», известный московский барин П. В.Нащокин, в письме к поэту призывал обратиться к

самым жестким мерам. «Поляков я всегда не жаловал, — признавался он, — и для меня радость будет, когда их не будет…, ни одного поляка в Польше, да и только. Оставшихся в высылку в степи». Трудно сказать, какие «степи» имел в виду Нащокин, киргизские или новороссийские, но возникшее в пушкинском кругу (наряду с критикой «шинельных стихов» П. А. Вяземским) намерение разрешить польский вопрос путем депортации целого народа заслуживает внимания. В то время как Николай I склонялся к отказу от части приобретенных по Венскому трактату земель, в северной столице распространялись слухи о ликвидации Царства Польского и вхождении его территории в Империю на общих основаниях 2. Однако ожидания и предположения, связанные с принятием крайних мер, не получили развития в правительственном курсе.

Руководящие принципы этого курса обозначились в распределении личного состава польской армии, прекратившей свое существование после поражения восстания. В 1832–1834 гг. более всего нижних чинов было направлено в подразделения внутренней стражи, разбросанные по всей территории государства (13769 человек), и в отдельный Кавказский корпус (9100 человек). Следующими по популярности были арестантские роты инженерного корпуса, отдельные Оренбургский и Сибирский корпуса (в последних — соответственно 3705 и 3546 человек). На порядок меньшее число лиц вливалось в Действующую армию, дислоцированную на западных рубежах Империи 3. Переписка Николая I с И. Ф.Паскевичем подтверждает, что власти отдавали предпочтение трем названным выше территориальным корпусам 4.

В ходе первого регулярного рекрутского набора в Царстве Польском (1834) абсолютное большинство новобранцев отправилось на Кавказ 5. «В нашей исторической литературе утвердилось мнение о массовой высылке польских рекрутов в отдаленные регионы азиатской России, — указывает собравший данные за 1830–1850‑е гг. Э. Козловский. — Рекруты из Царства направлялись туда, где существовала потребность… В политике дислокации не было элементов дискриминации польских рекрутов». Исследователь пишет лишь о склонности властей высылать новобранцев за пределы Царства Польского и допускает наличие директив из Петербурга на сей счет 6. Предпочтение, отдаваемое Кавказу, объяснимо тем, что воинский контингент в зоне боевых действий наращивался и обновлялся гораздо быстрее, чем в иных регионах 7. Рекрутчина в дореформенный период не являлась мерой сугубо карательного характера, хотя, как известно, была неимоверно тяжким бременем 8.

Приближавший правовое положение шляхты Царства к общеимперским нормам закон 1836 г. сохранил такое существенное отличие, как распространение на польское дворянство воинской повинности. Альтернативой ей была равная по продолжительности (10 лет) гражданская служба. Повинности не несли лица, получившие дворянство по чину, и их потомки 9. Весьма показателен указ от 2 декабря 1836 г. о распределении добровольцев, изъявивших желание пойти в армию. В нем отчетливо прослеживается дифференцированный подход к дворянам и недворянам. Представителей привилегированного сословия надлежало направлять исключительно во 2‑й и 6‑й пехотные корпуса, которые, в отличие от остальных, дислоцировались в основном за пределами бывших земель Речи Посполитой (лишь квартирное расположение входившего в состав Действующей армии 2‑го корпуса захватывало территорию первого раздела). Недворяне могли служить во всех подразделениях Действующей армии, согласно выбору ее главнокомандующего, но с соблюдением максимальных норм по численности: 40 человек в пехотном и 30 в кавалерийском полках, 10 — в артиллерийской бригаде. Эта разнарядка распространялась также на 3‑й округ корпуса жандармов 10. Еще одним распоряжением в духе времени явился установленный в апреле 1844 г. и неоднократно подтверждавшийся впоследствии запрет на службу поляков в крепостях Царства Польского 11.

Сходными соображениями власти руководствовались в сфере просвещения. «Святая истина, и я совершенно с сим согласен», — откликнулся в 1835 г. Николай I на мнение о преждевременности открытия высших учебных заведений в Царстве Польском и желательности получения молодыми поляками образования в России. В начале 40‑х гг. в двух столичных университетах учреждаются стипендии для молодежи из Царства Польского. Император требовал регулярно доставлять ему сведения о поведении поляков, окончивших русские университеты 12.

Параллельно с предписаниями, регулировавшими службу и высшее образование жителей Царства Польского, в чем–то сходные, но далеко не идентичные правила складывались в отношении западных губерний. Набор рекрутов из числа западных граждан и однодворцев составлял отдельную строку в комплектовании армии и проводился по повышенным квотам (в 1849 г. рекордная — 22 человека с каждой тысячи). Предусматривались отдача в рекруты в зачет жителей других губерний и определенные льготы в прохождении службы 13. Однако численность малоимущей шляхты была столь велика, что правительство решило прибегнуть к мере еще более радикальной, нежели чрезвычайные рекрутские наборы, а именно к массовому ее переселению.