Парадокс Вазалиса - [15]

Валентина подвела итог этого рассказа:

— Вы оба оказались правы — и владелец картины, и вы. То не была ни какая-то «свежая» фальшивка, ни уж тем более подлинный Греко.

Элиас Штерн кивнул.

— Стоит ли говорить, что с тех пор он затаил на меня смертельную обиду?

Он подлил себе чаю, прежде предложив его Валентине. Та отказалась.

— Вижу, мои небольшие истории наводят на вас скуку… Вы говорите себе: «Какой же болтун этот Элиас!» Не смущайтесь, Валентина, я вас понимаю. Будучи молодым, я тоже не любил, когда мне навязывали подобные анекдоты.

Несмотря на естественную склонность старого торговца к комедиантству, его талант рассказчика компенсировал любые недомолвки, и, вопреки своей воле, Валентина начала смягчаться.

— Не волнуйтесь, — продолжал Штерн, — я уже заканчиваю. Можете верить, можете — нет, но этот успех вернул меня к жизни. Он убедил меня, что я все еще могу быть полезен. Внезапно я осознал, что вовсе не хочу уходить на покой.

Он обвел широким жестом комнату, в которой они находились.

— Я не создан для того, чтобы валяться, ничего не делая, на диване, пусть даже и в окружении шедевров. Время от времени какое-нибудь частное лицо или учреждение просит меня подтвердить подлинность той или иной картины или предмета искусства. Как практичный человек и законопослушный гражданин я создал фонд, структуру небольшую, но обеспеченную всем необходимым — как в плане материальном, так и в техническом — для того, чтобы продолжать работать и после моей смерти.

— Никогда о нем не слышала, — заметила Валентина.

— Я всегда полагал, что скрытность — залог успеха, особенно в нашей сфере деятельности. Я никогда никому не открывал ни имен своих клиентов, ни объемов коммерческих сделок. Не соблюдая тайны, я бы не продержался и недели. Вот почему скрытность — главное правило функционирования Фонда Штерна. Инфраструктура, персонал, логистика — все в нем сведено к минимуму. На этом мы и стоим. Если бы наша деятельность была публичной, перед нами захлопнулись бы многие двери.

— Вы не ответили. Почему я?

— Когда в моих руках оказалась эта рукопись, я тотчас же подумал о вас. То, что она содержит, заслуживает особого внимания, вы же — лучшая в вашей профессии. Это мне подтвердили все мои источники. Данная миссия принадлежит вам по праву. Само собой разумеется, ваша работа будет хорошо оплачена… Что вы об этом думаете?

— Что там, в этой книге? Вам не кажется, что настало время мне это сказать?

Штерн поставил чашку на поднос и пристально взглянул на молодую женщину. Заговорщический блеск в его глазах, оживлявший до сих пор лицо, померк, уступив место двусмысленному выражению, которое Валентине так и не удалось интерпретировать в точности. На какое-то мгновение ей показалось, что он ее оценивает, пытаясь понять, достойна ли она того, чтобы войти в круг посвященных.

Наконец он решился выложить информацию, за которой она и пришла.

— Имя «Вазалис» вам говорит что-нибудь?

Чашка из севрского фарфора выскользнула из ее рук и с грохотом разлетелась на мелкие осколки.

С трудом осознавая нанесенный ущерб, Валентина неотрывно вглядывалась в высохшее лицо собеседника, не в силах выбросить из головы услышанное имя. Все, что находилось вокруг нее — сад, роскошное бюро времен Людовика XV и даже картина Ван Гога, — внезапно исчезло.

Упрямо вскинув подбородок — ни дать ни взять уверенная в своей правоте школьница, — она кивнула.

— Вазалис — всего лишь миф. Он никогда не существовал в действительности.

Штерн выдержал взгляд Валентины, даже не моргнув. Возражение ничуть не уменьшило исходящей от него уверенности.

Он покачал головой.

— Вы ошибаетесь, моя дорогая. Этот человек — никакая не выдумка, и данный Кодекс является единственным материальным свидетельством его существования. Вам предстоит оживить Вазалиса. Волнующая перспектива, не так ли?

5

Элиас Штерн, должно быть, сошел с ума. Таков был единственный возможный вывод, приемлемый с рациональной точки зрения.

Как и миллионы других пожилых людей, он заблудился в мире, наполненном воспоминаниями и неудовлетворенными фантазиями. Разница между ним и прочими жертвами болезни Альцгеймера состояла в том, что он платил своим служащим достаточно для того, чтобы те относились к его причудам с благосклонностью.

Впрочем, может, охранники и секретарши действительно являлись обожающими культуризм медбратьями и сиделками, набранными на работу в соответствии с крайне строгими физическими критериями? В таком случае высокие стены частного особняка с улицы Сен-Пер могли служить не совсем той цели, ради которой возводились.

Возможно, они возводились вовсе не для недопущения возможных вторжений, а во избежание утечки информации касательно слабеющей психики Штерна. Эта гипотеза выглядела соблазнительной. Она позволяла объяснить ту свинцовую завесу, которой было покрыто его внезапное исчезновение.

Такие мысли крутились в голове Валентины, пока она следовала за стройной и гибкой Норой по лабиринтам коридоров огромного дома.

По окончании разговора Штерн отослал ее, сославшись на жуткую усталость, вскоре после того, как вошедшая с веником в руке Нора собрала осколки севрского фарфора.