Парад планет - [98]

А то еще в осенних пожелтевших левадах над яблоневскими прудами слышалась песня, которую, понятно, кто-то должен был петь, раз она слышалась, но ничегошеньки не видели между вербами над сизой водой. Никогошеньки, а песня паутинкою бабьего лета серебристо плыла в прозрачном свежем воздухе:

— Ой ішли козаченьки з України та й вели кониченьки воронії… Та пускали пасти по долині, а самі посідали на могилі… Та викресали вогню з оружини, соловейкове гніздо підпалили!..

А еще видели две буханки ржаного хлеба, что от яблоневской лавки плавно плыли над землей, будто кто-то нес их под мышками. Тут набежал пес, который хотел полакомиться крылатым хлебом, уже подскочил было к буханкам, как внезапно сама собою с земли поднялась добрая хворостина и так протянула пса по хребту, что тот, скуля и завывая, дал деру, а крылатый хлеб поплыл себе дальше.

Директор школы Диодор Дормидонтович Кастальский, больной насморком, чихнул в безлюдном месте, ибо такой интеллигент старой закваски не стал бы чихать всенародно, а тут ему кто-то и говорит:

— Будьте здоровы, Диодор Дормидонтович!

— Большое спасибо, — вырвалось у директора школы.

Поблагодарил, а уже потом оглянулся — никого, улица пустая, воробьи щебечут на бузине. И хотя Диодору Дормидонтовичу захотелось еще раз чихнуть, он сдержался, как интеллигентный человек, ибо какое ж это безлюдное место, когда невесть кто желает тебе доброго здоровья!..

У древней старушки, которая на этом свете жила, а про тот свет загадывала, сам собою топор стал рубить дрова. Весело взлетал вверх и с хищным блеском железного чела опускался на колоду, раскалывая ее на чурки. Соседи поглядывали из дворов и садиков, глазам своим не веря, ибо где ж такое видано, чтоб топор сам рубил дрова! И не у одного закралась в голову опасливая мысль: не приведи господь, если этот топор-саморуб вырвется из бабкиного двора и пойдет гулять по Яблоневке, махнет в другие села и не только сотворит добро, а и зло, ибо топор есть топор…

А то еще будто бы принимался кто-то целовать яблоневских девчат и молодиц в губы и в щеки. И не тайком, а публично. Горе девчатам и молодицам, да и все, ибо поцелуй всегда сладок, но все же странно: кто этот целовальщик? Поцелуй вот он, а целовальщика не видно. Да и какая дивчина выйдет замуж за целовальщика, который целоваться целуется, а рукам воли не дает, жениться не обещает?

Гай-гай, скребковый транспортер в коровнике сам включался и выключался, сам подчищал навоз и собирал жижу. Ну а раз скребковый транспортер не простаивает, значит, где-то там должен быть старший куда пошлют, который, наверное, стал таким малозаметным, что его ну совсем тебе не видно.

Зоотехник Невечеря, правда, позвал его из красного уголка:

— Хома, ты там есть или тебя нет?

— Да корова языком еще не слизнула, — послышался голос грибка-боровичка от скребкового транспортера. — Разве меня в труде не видно?

— В труде тебя видно, — вынужден был признать зоотехник Невечеря.

В это время в коровнике появился председатель колхоза Дым, такой озабоченный с виду, будто весь урожай еще в поле, а метеослужба пообещала всемирный потоп на завтрашний день.

— Старший куда пошлют Хома Прищепа на посту? — спросил у зоотехника Невечери, который попался ему навстречу.

— Вон, у скребкового транспортера!

Председатель колхоза шел так осторожно, словно у него плескалась под ногами расплавленная магма, перед собою вглядывался с внимательностью охотника, на которого вот-вот должен прыгнуть тигр. Возле скребкового транспортера Михайло Григорьевич остановился. Его лицо стало еще более лукавым, потому что возле транспортера Хомою и не пахло, пахло только навозом. Сардоническая ухмылка появилась на лице председателя колхоза, а губы задрожали в тонкой иезуитской усмешке.

— Хома Хомович! — сказал Михайло Григорьевич в пустоту перед собою. — Добрый вечер!..

И с искорками-хитринками в глазах подождал ответа.

— Добрый вечер, Михайло Григорьевич, — совсем близко произнес хрипловатый голос грибка-боровичка, хотя его не было видно ни перед транспортером, ни за транспортером.

— А ну выключай свою технику, да и пойдем потолкуем.

Кто-то невидимый нажал красную кнопку, и транспортер остановился.

— Я уже сегодня заходил к вам, чтобы потолковать об одном деле, да разве вас оторвешь от телефонной трубки? — прозвучал укоризненный голос грибка-боровичка. — Ну, здравствуйте, или как…

Доярка Христя Борозенная, проходя мимо скребкового транспортера, видела, как председатель колхоза Дым протянул перед собой правую руку и поздоровался с пустотой. Бывшая комсомолка Христя Борозенная уже готова была перекреститься, потому что председатель колхоза своей левой рукой еще и кого-то будто бы потрепал по плечу, — но кого потрепал? И усмехнулся кому-то — но кому?

Зоотехник Невечеря удивился не меньше, когда мимо него прошел председатель колхоза Дым, разговаривая сам с собою, но при этом подмигивал и жестикулировал так, будто шел с собеседником.

— Извини, что не поговорили утром, я лишь теперь освободился и нашел время, чтобы заглянуть к тебе.

Далекое небо цвело звездами, меж которых светлячком плыл искусственный спутник, будто капля живого серебра. Остановившись возле пруда, где пахло роголистником и аиром, ночной свежей водой, Михайло Григорьевич посмотрел на электрические огни в селе, которое разлеглось на холмистом противоположном берегу.