Парад планет - [100]

Шрифт
Интервал

Председатель колхоза Дым протянул в пустоту осенней ночи руку на прощание и ощутил крепкое пожатие невидимой руки невидимого чудотворца Хомы.

— Может, вы и правы, — послышался его печальный голос. — В самом деле, и не угадаешь, что бы произошло в «Барвинке», если бы все стали невидимками и жили по невидимым законам.

«Ох и талантливый у нас народ! — восхищенно размышлял председатель колхоза Дым, выруливая машину с осеннего темного луга на дорогу, которая вела от артельного хозяйства через плотину и мост к Яблоневке. — Какой-нибудь рядовой колхозник Хома, например. Как неузнаваемо изменила человека научно-техническая революция! Вилы поменял на скребковый транспортер! Из отходов и лома сконструировал машину времени! Пускай эта машина времени и не во всем совершенная, а все ж таки! Приоритет — за «Барвинком». А теперь вот наглотался всякой всячины, которую, известно, не в аптеке купил, а сам приготовил, — и пожалуйста, он уже невидимка. Наглотался всякой гадости и стал невидимкой, но все-таки не запятнал своего высокого звания старшего куда пошлют, несет его с честью. Конечно, хотелось бы, чтобы на некоторых объектах в колхозе трудились невидимки, потому что с рабочими руками сейчас туговато, но дело это не только ответственное, а и небезопасное… Да, небезопасное! К примеру, как ты с невидимкой будешь обмениваться передовым опытом или соревноваться? Пускай уж сначала в Чудовах или в Сухолужье начнется движение невидимок, а уже потом и Яблоневка присоединится к этому начинанию, не все же Яблоневке быть впереди, можно разок и последних попасти ради разнообразия».

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

в которой рассказывается об увлечении Хомы афоризмами йога-патанджали, о выходах старшего куда пошлют в астрал, о спасении во время авиационной катастрофы двенадцатилетней Джоан, а также о встрече с прекрасной метиской с острова Тринидад

Есть все основания полагать, что именно в этот период своей жизни Хома везде — и дома, и в коровнике, и в чайной — упорно размышлял над существом некоторых афоризмов йога-сутр-патанджали. Доходило до смешного, ибо частенько он думал не по-украински! Материя вселенной, разлитая вокруг, была для него акаша, наивысшее сверхсознательное состояние — асампраджнята, сознание — манас, мировой разум — махат, вся мировая энергия, жизненные силы в теле — прана, природа — прадхана, полное знание — сиддханта. Материю своей мысли он ощущал как читту, умственное пространство — как читакашу, однонаправленное состояние сознания — как экаграту.

— У тебя есть пуруша или нет пуруши? — спрашивал он у Мартохи, когда гневался.

Мартоха при этом гневном окрике, может, и не обижалась бы так, если б знала, что пуруша — это дух.

— Мартоха, у меня сейчас оджас! — предостерегал порой грибок-боровичок.

И Мартоха замолкала, потому что хотя ей и никто этого не объяснял, но она, как мудрая яблоневская молодица, не могла не догадываться, что если Хома сказал про оджас, значит, он сейчас всю свою энергию тела и сознания превратил в духовную силу и сосредоточил ее в мозгу. «Э-э! — тайком думала Мартоха. — Я тебе не та кума, что без ума, а у ее кума того добра полна сума, я вижу, что мой Хома дорос до великого ума!»

Иногда старшего куда пошлют одолевали такие тяжелые мысли, что он неожиданно для самого себя выходил в астрал. Как это ему удавалось? А так и удавалось, что видимое тело Хомы, обутое и одетое, или в хате сидело и хлебало борщ, или возилось около скребкового транспортера в коровнике, а в это время так называемое астральное тело старшего куда пошлют выходило в астрал. Эге ж, никто бы не сказал в этот момент, что Хома увиливает от работы или не исполняет рядом с Мартохой всего того, что должен исполнять законный муж возле своей законной жены, но в действительности все было совсем не так, только никто ведь не догадывался, что не так!

Выходя в астрал, грибок-боровичок в приливе чувства мелкого тщеславия какое-то мгновенье-другое позволял себе полюбоваться своим физическим телом, отданным страстям земным, а уже тогда со скоростью мысли взлетал в небеса над Яблоневкой. Тут, в прозрачных волнах эфира, грибок-боровичок начинал чувствовать себя неземным существом, он превращался в бога, который везде — и одновременно нигде, который вместил в себя весь мыслимый и немыслимый мир и все мыслимое и немыслимое в мире, который является живой природой и одновременно живая природа была он сам, у которого форма оборачивалась содержанием и одновременно содержание было формой.

Пребывая в астрале в небесах над Яблоневкой, с кем только не сталкивался тут грибок-боровичок! Разумеется, прежде всего сталкивался с теми, кто также вышел в астрал, ибо так уж тут было заведено испокон века, что вол знается с волом, а астральное тело знается с астральным телом… Ему интересно было встречаться с астральными телами людей еще из пещерных времен, которых легко распознавал по одежде из звериных шкур и кремневым топорам в руках. Астральные тела скифов казались более легкими и прозрачными, чем тела выходцев из палеолита, и Хома даже здоровался с некоторыми, потому что легко сходился не только с людьми, а и с их астральными телами. А уж казацкие астральные тела, появлявшиеся в небесах над Яблоневкой, и вовсе принимали грибка-боровичка за своего.


Еще от автора Евгений Филиппович Гуцало
Родной очаг

В новую книгу Евгена Гуцало, известного украинского писателя, лауреата Государственной премии УССР им. Т. Г. Шевченко, вошли повести «Родной очаг» и «Княжья гора», проникнутые светлым чувством любви к родной земле, к людям, вынесшим тяжелые испытания 40-х годов и утверждающим человечность, красоту и душевную щедрость. Рассказы посвящены проблемам жизни современного украинского села.


Рекомендуем почитать
Козлиная песнь

Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.


Остров Немого

У берегов Норвегии лежит маленький безымянный остров, который едва разглядишь на карте. На всем острове только и есть, что маяк да скромный домик смотрителя. Молодой Арне Бьёрнебу по прозвищу Немой выбрал для себя такую жизнь, простую и уединенную. Иссеченный шрамами, замкнутый, он и сам похож на этот каменистый остров, не пожелавший быть частью материка. Но однажды лодка с «большой земли» привозит сюда девушку… Так начинается семейная сага длиной в два века, похожая на «Сто лет одиночества» с нордическим колоритом. Остров накладывает свой отпечаток на каждого в роду Бьёрнебу – неважно, ищут ли они свою судьбу в большом мире или им по душе нелегкий труд смотрителя маяка.


Что мое, что твое

В этом романе рассказывается о жизни двух семей из Северной Каролины на протяжении более двадцати лет. Одна из героинь — мать-одиночка, другая растит троих дочерей и вынуждена ради их благополучия уйти от ненадежного, но любимого мужа к надежному, но нелюбимому. Детей мы видим сначала маленькими, потом — школьниками, которые на себе испытывают трудности, подстерегающие цветных детей в старшей школе, где основная масса учащихся — белые. Но и став взрослыми, они продолжают разбираться с травмами, полученными в детстве.


Оскверненные

Страшная, исполненная мистики история убийцы… Но зла не бывает без добра. И даже во тьме обитает свет. Содержит нецензурную брань.


Август в Императориуме

Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.


Сень горькой звезды. Часть первая

События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.