Парад планет - [54]
— И то правда, — Хома кивнул головой, как тот мудрый козел, который, однако, дает меньше шерсти, чем дурная овечка.
Выйдя из подсобки, грибок-боровичок подался не куда-нибудь, а к буфетчице Насте, у которой уже давненько не бывал. В буфете уселся в уголке за пластиковым столиком, подпер щеку мозолистой ладонью и сам себе сказал: «Значит, так! Я — индуктор, а Настя — перцепиент. Сейчас я мобилизую свою сансу и небывалым усилием воли налаживаю санс-контакт с перцепиенткой Настей. Хочет того она или не хочет, а контакт будет! Только образ какого напитка спроектировать в своем мозгу? Кальвадос, петровскую горилку, лимонный ликер или «Зубровку»? Ладно, без лишних колебаний спроектирую в своем мозгу образ бутылки с «Зубровкой», а теперь такой же образ бутылки спроектирую в мозгу буфетчицы Насти. Ведь она не подготовлена к санс-контакту со мною, а поэтому послушается приказа взять бутылку на полке. Почему-то Настя не повинуется… Неужели я маловато собрал сансы, неужели не полностью перешел на сансовый уровень восприятия своего организма, неужели я недостаточным усилием воли притягивал образ Насти к себе и в себя? Охо-хо-хо, да ведь я не полностью нейтрализовал свою психическую деятельность!..»
Так или приблизительно так размышлял Хома отлученный, сидя за пластиковым столиком в буфете и стараясь прибегнуть к внушению. И тут, видно, непременно следует сказать о том, что лицо у грибка-боровичка стало меняться, эге ж, оно уже походило на лицо буфетчицы Насти; и глаза его вспыхнули карим женским сиянием, хотя до сих пор карим женским сиянием глаза старшего куда пошлют не вспыхивали; и губы его твердые, будто сыромятные батоги, округлились и смягчились, будто ту кожу под дождем вымочили, и даже брови-стрелы изменились, сделавшись пушисто-невесомыми, словно бабочки, игриво-привлекательными. Если бы Хома отлученный в этот момент тронул свое колено, то оно показалось бы ему соблазнительным и круглым коленом буфетчицы Насти!
Наконец, еще больше сосредоточившись на санс-контакте, вскоре Хома сам себе стал казаться не Хомою, а буфетчицей Настей, да, буфетчицей, одетой в синюю юбку и пестренькую блузочку, в тугом бюстгальтере и шелковом трико, со вчерашним перманентом на голове. Оказавшись в женском теле, грибок-боровичок внутренне не изменился и не утратил способности самостоятельно ориентироваться в буфете, и мысли его остались по сути мужскими мыслями, хотя, может, кто-то надеется, что мысли его и желания стали женскими, ничуть не бывало, сохрани господь!
Вступив в такой санс-контакт с буфетчицей Настей, отлученный Хома не просто почувствовал, что будто переселился в дородное женское тело, а и ощущал удовольствие от этой близости, которое всегда возникает между мужчиной и женщиной. Видно, такое же удовольствие ощутила и Настя за буфетной стойкой, потому что на лице ее засияла счастливая улыбка.
Грибок-боровичок опять таким образом сконцентрировал свою сансу, то есть жизненную силу, чтобы в своей голове и в голове буфетчицы Насти воссоздать образ бутылки «Зубровки»! Наконец этот волевой приказ дошел до буфетчицы, женщина взяла нужную бутылку на полке и, как завороженная, двинулась к Хоме, а грибок-боровичок, сосредоточенный и хмурый, в этот момент со стороны напоминал человека, который вчера крикнул, а сегодня ждет, что ему отзовется.
— Знаю, Хома, — сказала она ласково, — что не ведаешь, куда деньги девать.
«Ну, перцепиентка Настя, — продолжал заниматься мысленным внушением грибок-боровичок, — а теперь в твоем и моем мозгу я воссоздал образ граненого стакана, только не засиженного мухами, а чистого».
Перцепиентка Настя, поставив бутылку «Зубровки» на стол, вернулась к прилавку и принесла граненый стакан.
«Ну, перцепиентка Настя, — мысленно внушал свои команды старший куда пошлют, — теперь принеси не жареного мороженого хека, а хороший кусок румяного окорока!»
— Хоть ты, Хома, и не такой хорошенький, как свинья в дождь, но вот тебе закуска вкусненькая, — промолвила Настя, возвращаясь с окороком, который достала из потайного места.
«А теперь, перцепиентка Настя, в твоей и своей голове я воссоздаю образ сковороды, на сковороде шкварчит свиное сало, на сале жарится яичница из десяти яиц от курочек-леггорнов!»
— Горюшко ж ты мое! — испуганно вскрикнула буфетчица Настя, и лицо ее стало таким хорошим, будто улыбалась чертям за гроши, и печаль в ее глазах отодвинулась, будто копна гороховая. — А где же это я возьму яички от курочек-леггорнов?
И, сделавшись от отчаяния такой большой, как краюха в руках голодного, махнула из буфета на розыски.
Собрался народ в буфете, шумит, ругается, ожидая медлительную буфетчицу. Но вскоре Настя появилась с яичницей на сковороде, несет ее и улыбается так, будто гостю дорогому. И Хома ей также улыбается, словно на дешевом коне вволю наездился. А народ все шумит, возмущается, что такое внимание к старшему куда пошлют, да еще и отлученному от колхозной работы, а ему, народу, которого никто не отлучал от колхозного труда, никакой чести и уважения. Конечно же, если бы узнали, что буфетчица с грибком-боровичком пребывают в санс-контакте, то, может, и не возмущались бы, а так…
В новую книгу Евгена Гуцало, известного украинского писателя, лауреата Государственной премии УССР им. Т. Г. Шевченко, вошли повести «Родной очаг» и «Княжья гора», проникнутые светлым чувством любви к родной земле, к людям, вынесшим тяжелые испытания 40-х годов и утверждающим человечность, красоту и душевную щедрость. Рассказы посвящены проблемам жизни современного украинского села.
«Все взрослые когда-то были детьми, но не все они об этом помнят», – писал Антуан де Сент-Экзюпери. «Полдетства» – это сборник ярких, захватывающих историй, адресованных ребенку, живущему внутри нас. Озорное детство в военном городке в чужой стране, первые друзья и первые влюбленности, жизнь советской семьи в середине семидесятых глазами маленького мальчика и взрослого мужчины много лет спустя. Автору сборника повезло сохранить эти воспоминания и подобрать правильные слова для того, чтобы поделиться ими с другими.
Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.
Заветная мечта увидеть наяву гигантских доисторических животных, чьи кости были недавно обнаружены в Кентукки, гонит небогатого заводчика мулов, одинокого вдовца Сая Беллмана все дальше от родного городка в Пенсильвании на Запад, за реку Миссисипи, играющую роль рубежа между цивилизацией и дикостью. Его единственным спутником в этой нелепой и опасной одиссее становится странный мальчик-индеец… А между тем его дочь-подросток Бесс, оставленная на попечение суровой тетушки, вдумчиво отслеживает путь отца на картах в городской библиотеке, еще не подозревая, что ей и самой скоро предстоит лицом к лицу столкнуться с опасностью, но иного рода… Британская писательница Кэрис Дэйвис является членом Королевского литературного общества, ее рассказы удостоены богатой коллекции премий и номинаций на премии, а ее дебютный роман «Запад» стал современной классикой англоязычной прозы.
Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.