Парад планет - [41]

Шрифт
Интервал

— Давай, Хомонько, подумаем, порадуемся тому, как теперь заботятся о простом яблоневском колхознике. Хоть тот тигр и редкостный, хоть его и занесли в Красную книгу, а все ж таки нашли прекрасного зверя, чтобы привезти в «Барвинок». Мол, смотрите, бабоньки, — и пусть растет ваше трудовое рвение и энтузиазм, еще с большей охотой пропалывается бурьян на полях.

А кто из звена хотел, тот мог и погладить амурского тигра, протянув руку сквозь железные прутья клетки. Тигр мурлыкал, жмурил золотые глаза, переворачивался на спину и дрыгал лапами. Но не каждый сподобился погладить тигра, лишь передовики, лишь те, кто исправней всех трудился на свекле. Скажем, Мартоха погладила его по шерсти и против шерсти, тигр мурлыкал удовлетворенно, а когда хотела погладить его Одарка Дармограиха, то агроном оттеснил ее, сказав, что хотя она теперь и старательная колхозница, да только все же из недавних спекулянток и пройдох. Да и, мол, у Одарки Дармограихи отец с матерью не из бедняков-неимущих, потому-то ей и нельзя гладить амурского тигра.

А еще в том зверинце не обошлось без рыси и ягуара, без льва и даже без обыкновеннейшей лисицы, хотя, казалось бы, какой тут может быть энтузиазм от лисицы, которых и по яблоневским буеракам хватает. Весело посмеялось звено Мартохи над яванскими макаками, над обезьяной-гусаром, черным мохнатым павианом, гамадрилом и еще над макакой-лапундером. Кое у кого проснулась настоящая любовь к экзотическим птицам — розовому пеликану и кудрявому пеликану, к африканскому утконосу и азиатскому утконосу, к американскому фламинго и шлемоносному казуару, к эму, нанду и квакве. Были в зверинце черный лебедь и лебедь-шипун, каролинская утка и кондор, беркут и стервятник, венценосный журавль и красный ара, кубинский амазон и синелобый амазон, белощекий бананоед и береговые ласточки. Правда, береговые ласточки ничем не отличались от яблоневских, так что пробудить трудовой энтузиазм тоже вряд ли могли. Зато, например, китайский аллигатор или слоновая черепаха, кавказская агама или медноголовый щитомордник, стройный удав или серый варан, среднеазиатская кобра или амурский полоз поражали зрителей — при виде их с воодушевлением кидались к грядкам со свеклой даже те, которые и работали бы, да им рукава мешают, и та Гапка, что хорошо жито жнет — серп и в руки не берет, и те, что обращаются к господу, чтоб не побил посконь, а побил пирожочки на кусочки.

Пока звено Мартохи работало на прополке грядок со свеклой, зверинец медленно везли за ними на машинах. А когда женщины уселись полудничать в лесопосадке, рядом с ними полудничал и зверинец. Ну, женщины ели хлеб с салом и луком, кто взял из дому вареники с вишнями и сыром, ел вареники с вишнями и сыром, пили молоко. А у зверинца свои харчи! Черного чубатого павиана, макаку-лапундера, гамадрила и гориллу кормили молодыми побегами растений, которые и не растут в Яблоневке, какими-то невиданными заморскими плодами, листьями, корой, клубнями, насекомыми, моллюсками, червяками, мелкими какими-то существами, которые жалобно пищали на зубах. Для амурского тигра и для льва резали овечек и баранчиков, в клетку белому медведю кинули живую рыбу и живехонького тюленя. Азиатский дикобраз лакомился корешками, плодами и клубнями. Хищному беркуту бросили серого зайчика — и куда тот зайчик только подевался!.. А всем этим пресмыкающимся — медноголовому щитоморднику, пестрому удаву, серому варану, амурскому полозу, среднеазиатской кобре — давали всяких мелких рептилий, птичек, невзрачных зверюшек. И эти гады не отказывались, ели с хорошим аппетитом, потому что, видно, считали, что заслужили все это от колхоза «Барвинок», раз их целый день показывали в поле для женского звена!

Конечно, ели за счет колхоза не только лев, тигр, слон, медведи, кондор, кубинский амазон, макака-лапундер или пресмыкающиеся, а и те, кто присматривал за ними. Аппетиты у смотрителей зверинца на свежем полевом воздухе так разыгрались, что куда против них кудрявым пеликанам, шлемоносным казуарам или стервятникам! Председатель колхоза Дым уж постарался для гостей, что вместе со своими зверями так вдохновили на труд звено свекловодов. Для тех, кто присматривал за пресмыкающимися, было вареное и пареное, соленое и маринованное, жареное и печеное, а про напитки и говорить нечего! Казалось бы, смотрители гадов и зверей пили на порядочном расстоянии от своих подопечных, это какой же градус был в тех напитках! Тот градус пробирал и на расстоянии, поэтому от одного лишь запаха захмелели филин, антилопа, красный ара, бородач-ягнятник. А китайский аллигатор от хмельных ароматов ошалел так, будто и в самом деле хлебнул белой, и заплакал настоящими крокодильими слезами. Обезьяна-гусар начала гусарить — безобразничать и верещать в своей клетке, кафрский буйвол затопал буйволиными ногами, словно пытался станцевать украинского гопака, конь Пржевальского долго и печально ржал. От хмеля, который носился в воздухе, все гады крепко уснули — и стройный удав, и медноголовый щитомордник, и слоновая черепаха, и вся-вся их компания. Вот чем обернулось гостеприимство благодарного колхозного правления!..


Еще от автора Евгений Филиппович Гуцало
Родной очаг

В новую книгу Евгена Гуцало, известного украинского писателя, лауреата Государственной премии УССР им. Т. Г. Шевченко, вошли повести «Родной очаг» и «Княжья гора», проникнутые светлым чувством любви к родной земле, к людям, вынесшим тяжелые испытания 40-х годов и утверждающим человечность, красоту и душевную щедрость. Рассказы посвящены проблемам жизни современного украинского села.


Рекомендуем почитать
Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.


Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.