Парад павлинов - [28]

Чармиан видела, что Леон совершенно извелся.

— Я знаю, это очень простая операция, — сказал он, убеждая больше себя, чем ее. — Мне сказали, что через неделю она уже будет дома, но я все равно не могу ее оставить. Элиза позаботится о тебе, та chere, и я уверен, что ты выступишь отлично.

Чармиан постаралась скрыть свое глубокое разочарование — ведь Леон был для нее единственной опорой — и сказала, что не подведет салон Себастьена. Рассчитывать на его помощь не приходилось: сейчас все его мысли были о жене.

— Желаю удачи, — машинально сказал он, — и счастливого пути.

В салоне Чармиан было нечего делать, и она вышла на улицу, залитую весенним солнцем. Она послала Рене цветы, а потом решила прогуляться по набережной. У нее был назначен визит к парикмахеру, но время еще оставалось и надо было чем-то занять его. Девушка побродила у реки, посмотрела на выставленные картины, на товары в витринах.

Голубое небо и белоснежные облака отражались в воде вместе с нежной зеленью деревьев. Люди, проходившие мимо нее, были веселы, оживленно болтали, и настроение Чармиан мало-помалу исправилось.

Ее жизнь тоже была в самом расцвете, впереди ее ждало много нового и необычного. Она не побоялась попытать счастья в Париже, и удача улыбнулась ей. Так почему же она должна бояться выступления в Греции?

Странно, но раньше ей не приходило в голову, что удача ее связана прежде всего с Алексом. Ведь именно он подарил ей платье, которое, образно говоря, познакомило ее с Леоном, именно он настоял, чтобы ее взяли на Гераклею. Что будет дальше? Какую еще роль сыграет он в ее судьбе?

Глава пятая

Холодным майским утром, серым и дождливым, девушки Себастьена вылетели из Парижа в Афины.

Они представляли собой весьма необычную группу. Мадам Дюваль все время жаловалась; она не верила, что шоу на далеком греческом острове может послужить хорошей рекламой для салона, ей не хотелось покидать Париж. Дезире боялась, что в самолете ей станет плохо; Гортензия нервничала, потому что летела впервые в жизни, а Чармиан просто чувствовала себя лишней. Только Гортензия держалась с ней дружелюбно. Одна Ивонн была весела и на жалобы мадам отвечала:

— Пустяки. Нас ждет целых четыре дня отдыха в шикарном месте, и все это за счет мсье Димитриу.

Чармиан отнюдь не считала эту поездку отдыхом; перед полетом она тоже немного нервничала, хотя уже не раз летала через Ла-Манш.

Ивонн, которая часто летала в разные страны Европы и даже за океан, держалась с поразительным спокойствием. Она великолепно выглядела в своем темно-красном костюме, и рядом с нею Чармиан чувствовала себя школьницей, хотя ее зеленый костюм сидел на ней безукоризненно. Впрочем, она не была француженкой. Ивонн же воплощала дух Парижа в лучшем его проявлении.

Мадам, как обычно, была в черном; на Дезире был брючный костюм, а Гортензия в своем сером кашемировом пальто выглядела совсем незаметной. Она говорила, что с ее заурядной внешностью не стоит претендовать на элегантность, поэтому в одежде удобство предпочитала красоте.

— Я очень боюсь взлета, — призналась она Чармиан. — Большинство катастроф происходят именно на взлете.

Ободрила, нечего сказать. Она сидела рядом с Чармиан, остальные занимали места через проход. Но все обошлось. Самолет набрал высоту, правда, пелена облаков мешала видеть страны, над которыми они пролетали. Полет оказался довольно утомителен, и только ленч его немного скрасил.

В греческом аэропорту они без задержки прошли таможенный досмотр. Очевидно, местные власти были предупреждены о прибытии девушек — их сразу же проводили к машине, не дав даже времени осмотреться. Мадам Дюваль села рядом с шофером, а четверо девушек разместились сзади. Чармиан и Гортензии пришлось сесть на откидные сиденья. В машине было достаточно места, но Ивонн начала ворчать, что здесь тесно, нельзя даже вытянуть ноги. Чармиан не без удовольствия услышала, как Гортензия сказала ей:

— Ивонн, это ты велика для машины. Никто не виноват, что у тебя вместо ног ходули.

Машина миновала Пирей и выехала в пыльный район гавани, где дороги были вымощены брусчаткой. Место было далеко не респектабельным — маленькие домишки и дешевые магазинчики, но в порту царило оживление: всюду виднелись катера, яхты с туристами, сновали моторные лодки, швартовались паромы с Этаны и из Саламисна. Чармиан с интересом смотрела на необычную обстановку, пытаясь прочесть вывески на греческом. Разноплеменная толпа заполняла порт, а от шума можно было оглохнуть. Греки тоже были далеко не молчаливым народом. Крики, пение, гудки машин сливались в неописуемую какофонию.

Мадам со страхом смотрела на толпу.

— Боже! Как мы найдем дорогу в такой толчее?

— Терпение, мадам. Господин Димитриу пришлет кого-нибудь, чтобы проводить вас на яхту, — заверил ее шофер.

В машине было жарко. Костюмы, предназначенные для прохладного парижского дня, оказались слишком теплыми для Афин.

— Нельзя ли нам выйти? — капризным голосом спросила Ивонн. — Я скоро сварюсь.

— Нет-нет! — запротестовала мадам Дюваль. — Вы потеряетесь в этой толпе. Когда мы окажемся на яхте, сразу станет прохладнее. Яхта называется «Ксантиппа». — Она посмотрела на лес мачт, возвышавшихся над пирсом, как будто пытаясь найти ее. — Кажется, так звали какую-то богиню.