Парад нескромных декольте - [46]

– Катенька, ну на кой дьявол тебе те варежки! Март уже цветет! – успокаивал разбушевавшуюся даму сердца Петр Антонович.

– Варежки? – гневно сверкала очами дама. – Это ведь никакие не варежки, а вовсе даже кошелек! Да, я в них ношу небольшие деньги, и сегодня у меня там совершенно случайно тысяча спрятана была…

– Сколь… – поперхнулся пожилой мужчина. – Ты сказала – тысяча? А какого хрена мы тогда по парку шарахались?! Почему ты не сказала, что платежеспособна? Я бы не стал упираться, и мы бы прекрасно отдохнули в ресторанчике!

– А я тебя сразу звала!

– «Звала»… – скривился милый друг. – Фигли ты звала, если сначала перетряхнула мой кошель, а потом предложила к моему другу зайти денег занять, «чтобы попить кофейку в уютном уголке»! К другу в двенадцать ночи! А у самой…

– Клавочка, – скуксилась Катерина Михайловна, – давай мы этого старика выгоним, а? Я уже успела в нем разочароваться. Он не отдает мне свою пенсию, не водит меня по ресторанам и треплет мне психику.

Такого предательства Петр Антонович вынести не мог. Он немедленно схватил жиденький чемоданчик и направился к дверям.

– Катерина Михайловна, я ухожу сам! Я вас бросаю! Я буду нежиться под пальмами, буду по утрам принимать горячий шоколад вместо вашего противного кипяченого молока из бочки, а любить Агафью Эдуардовну. Я ухожу к ней жить.

Пожилая матрона сообразила, что погорячилась, ухватила любимого за ремень и дернула обратно.

– Клава, ты посмотри на этого индюка! Он под пальмы собрался… Хорошо, иди! Но сначала я сделаю тебя инвалидом! Дайте мне вон тот цветочный горшок с фикусом!

Распузоны поняли, что ссоре конца и края не намечается, и убрались в спальню.

– Клавочка, как хорошо, что мы с тобой вот так не конфликтуем. Правда ведь? – нежно пыхтел в подушку жены Акакий Игоревич. – А все потому, что ты, Клавочка, мудрая жена и никогда себе не позволишь на своего супруга голос повысить, правда?

– Конечно, не позволю. Я у тебя шепотом спрошу – так что вы там отмечали с Татьяной, когда меня в больницу уложили? Зачем ты ее за поясницу щупал? И еще, главное, такую морду при этом довольную имел…

– Так ведь я ж танцевал, – шепотом оправдывался неверный. – А в танце как раз за поясницу партнершу и держат. Зато я к ней совсем не прижимался. Она ко мне жалась, а я вот так туловище держал, на отлете, только руками и прикасался. Прямо кремень, а не мужчина!

– Я видела, какой ты кремень, – у тебя рука хотела ниже сползти. И туловище у тебя не на отлете было: просто ты носом в ее грудь уткнулся, а зад, понятное дело, отклячился. Кстати, что ты искал в ее декольте? Ты что, думал, она там деньги для тебя положила? Ты мне нанес жестокое оскорбление, да, и не пыхти! Я так решила, голубь мой: придется тебе за мой моральный ущерб штраф выплатить. Не пучь глаза, вечерком на машине пассажиров повозишь и отработаешь.

– Клавдия, ты с ума сошла! – зашипел муж. – Ты знаешь, как сейчас таксистов убивают? Это же опасно!

– Акакий, ты мне должен верить – уж твоего убийцу я отыщу непременно! И он всю жизнь мне за тебя пенсию выплачивать будет! – успокоила жена и перевернулась на другой бок.

А Акакий еще долго размышлял, как бы отвертеться от штрафа.

Утро обрадовало хорошей погодой. С крыш капало, на тротуарах чавкала грязь, а солнце так и пекло через меховые шапки.

Клавдия сидела у телефона и терпеливо набирала номера роддомов. Удача не стала испытывать ее терпение, и уже в четвертом роддоме женщине ответили, что Кошкина Елизавета Николаевна лежит на сохранении именно у них. Клавдия была рада. Еще бы – четвертый роддом находился в двух остановках, при необходимости добраться туда можно было пешком, не припрягая Жорин джип. И охранять девчонку, если доведется, будет удобно, и опять же можно среди работников этого заведения знакомых отыскать. Нет, что ни говори, а дома даже стены помогают. Ну или возле дома.

– Кака, посмотри немедленно, мне лучше голубые тени положить или коричневые? Мне Анечка такие хорошие коричневые привезла… Кака!

– Клавочка, по мне, так лучше и вовсе не краситься. У тебя своя красота яркая, природная. Чего там красить? А тени могут пригодиться твоей свекрови… – высунулась из своей комнаты Катерина Михайловна. – Ты куда-то собралась? Замечательно, совершенно нечего сидеть дома, весну надо встречать на улице. Иди, Клавочка, встречай. Да! И не забудь Петру Антоновичу молока из бочки купить. Он пьет только из бочки!

– Мама, а давайте его и правда к Агафье отправим? – не удержалась Клавдия.

Свекровь от возмущения затрясла подбородком и сильно хлопнула дверью – она с милым уже успела помириться и подобные предложения были чистым кощунством.

– Кака, ты готов? – кричала Клавдия Сидоровна, не отрываясь от зеркала.

– Уже ботинки зашнуровываю, сокровище мое, – отвечал Акакий, не поднимаясь с дивана.

Жора задерживался, и Клавдия решила, что они с Акакием не будут напрасно тратить время, а сегодня обойдутся своими силами, благо и погода позволяет.

– Кака, где твои зашнурованные ботинки? – появилась она в дверях. – Какая безответственность!

– И я говорю! – снова высунулась Катерина Михайловна. – Акаша! Вот тебе бидон, бери молоко только из бочки!