Парабеллум по кличке Дружок - [24]

— Ну не бывал… Слушай… Нет, постой… Погоди… Надо что-то придумать!

— Может, проще домой поехать? — сдуру предложил Шурик.

— Какое там домой! Я должна остаться здесь! Понимаешь? Должна. Иначе мне этих двадцати тысяч не видать как своих ушей.

— Ты же не хочешь говорить Фреду про эти деньги! — изумился наивный Шурик.

— Про долг? Ни за что в жизни! Я эти двадцать тысяч добуду у кого-нибудь из ребят. С понтом!

— Ага, как же, — скептически отнесся к этой затее Шурик. — За какие такие заслуги?

— Заслуги будут. Я отдамся любому, кто даст мне эти двадцать тысяч.

Подобных заявлений за последние несколько лет Шурик наслушался вдоволь. Но никогда Аськина потребность в деньгах не была так велика и неотложна.

— С ума сошла? — с братской нежностью спросил он.

Аська в очередной раз пришла в ярость. На сей раз — в холодную ярость.

— Я. Отдамся. Любому. Кто. Даст. Мне. Двадцать. Тысяч. Ясно? — предельно выделяя каждое слово, отрубила Аська.

Шурик художественно сыграл эти паузы, выдерживая их тютелька в тютельку. Это действительно была речь доведенного до отчаяния человека.

Читать Аське мораль Шурик счел бесполезным. Уж раз она неоднократно отдавалась идиоту Балаболу только за его приятную внешность!.. Шурик понимал, что ее решение, по крайней мере, логично. Но при мысли, что сестренка заработает деньги таким предосудительным способом, он в восторг не пришел.

— Совсем рехнулась? — сердито спросил он. — Да кто тебе за это двадцать тысяч даст? Ты в зеркало посмотри! Молодым девчонкам — и то столько не платят!

— А ты откуда знаешь, сколько им платят?

Это был уже мой вопрос, а не Аськин. Шурик и продажные женщины — до такого сочетания даже моя буйная фантазия не досочинялась бы!

— Ну, я же газеты читаю! — с честностью младенца отвечал Шурик и продолжал далее.

Аська коротко объяснила ему, что всякая женщина знает себе цену. И если она согласна отдаться за трешку, то и отношение к ней соответствующее. А если она сама назначает себе серьезную цену, то ее за одно это уважают. И платят!

Шурик не поверил, но переспорить сестренку не смог.

Вообще разговор был для него какой-то муторный…

Надо знать Шурика, чтобы понять дальнейшие решения.

Он человек нравственный поневоле, с одной стороны. А с другой — его пуританство носит забавный характер. Он считает, что если мужчина и женщина легли в постель ради бескорыстного и взаимного чувства, то допускается все на свете. Как-то он зачитал мне оглавление одной сексопатологической книженции кило в два весом. Сам он ее освоил. Так вот, там были такие отклонения и завихрения, что мне оставалось лишь ушами хлопать и лепетать: «Впервые слышу!» А он мало того, что изучил — еще и считал их допустимыми. При всем при этом он очень косо смотрит на супружескую измену. А если ж она еще на деньгах замешана!..

Но, кроме пуританства, у Шурика были и другие заморочки.

Не то, чтобы он был привязан к Аське насмерть… Просто по характеру Шурик — нелюдим. Он способен общаться только с небольшим количеством народа. Зато этому количеству приходится принимать при общении немалые порции скопившегося яда! Всякий раз при растяжении связок я прошу Шурика плюнуть на травмированное место, а я разотру и полегчает. И, что психологически вроде объяснимо, он довольно нежно относится к тем, кого допускает в квартиру по конспиративному звонку. Яд ядом, а собеседник он интересный, знает это, и тех, кто ему пришелся по вкусу, бережет…

Аська пришлась ему по вкусу, он знал ее с пеленок, вытаскивал из передряг, берег — если быть совсем точным, он привык угощать Аську, воспитывать ее, беречь. Зная за ней неблаговидные поступки, он не смог бы относиться к ней по-прежнему. И это было бы для него весьма болезненно. Шурик не любил терзаться противоречиями. А ситуация с Аськой могла стать очень даже противоречивой…

Всего этого он мне не объяснял. Он просто сказал, что не мог допустить такого отвратительного грехопадения.

Шурик — блюститель чужой морали… М-да. Я все понимаю, но позицию он занял какую-то дикую. Несовременную.

Как знать, возможно, меня и привлекала всегда в этом смешном толстяке его несовременность, его принимающая неожиданные формы порядочность, его комическое, как в случае с парабеллумом, желание сохранить собственное достоинство в любой опасной ситуации.

Но если так, мне нужно спокойно отнестись и к тому, что Шурик ринулся в бой за Аськину нравственность.

— Никто тебе этих двадцати тысяч все равно не даст, — как можно увереннее сказал он. — Попользовать попользуют, и шампанского нальют, а насчет денег — дудки. Не те ребята. Они знают, что почем.

— Ты что, знаком с ними? — забеспокоилась Аська.

— Ну, как сказать… Насчет одного так точно знаю, что подозрительная личность.

— Ты про которого? — даже рот приоткрыв от нетерпения, Аська ждала ответа.

— Ну, кто тебе шампанского наливал… Как там его?

Вывернулся Шурик неплохо — не сама же Аська наливала себе шампанского.

— Алик?

— Может, и Алик. Откуда я знаю? Возможно, здесь он — Алик. А у себя дома — какой-нибудь Дормидонт. Я не шучу — по-моему, его при мне не Аликом называли, а как-то иначе. Ты хоть догадываешься, где они берут товар для своих караванов?