Папский мул - [3]

Мысль о том, как он угостит копытом, придала ему немного духу, не то ему, пожалуй, не устоять бы на ногах. В конце концов его стащили сверху, но это было не так-то просто. Пришлось спускать его на веревках, с лебедками, с носилками.

Можете себе представить, какой позор для папского мула -- висеть на такой высоте, дрыгая ногами в пустом пространстве, словно майский жук на нитке! И на глазах у всего Авиньона!

Несчастный мул всю ночь не сомкнул глаз. Ему мерещилось, будто он все еще кружится по этой проклятой площадке, а внизу потешается весь город. Потом он вспоминал негодника Тисте Ведена и думал о том, как утром угостит его копытом.

Ах, друзья мои, как угостит!.. Пыль столбом пойдет, так что в Памперигусте видно будет... А знаете, что делал Тисте Веден, пока в конюшне готовился ему знатный прием? Он с песнями спускался по Роне на папской галере, отправляясь к Неаполитанскому двору вместе с компанией сыновей благородных родителей, которых город ежегодно отсылал к королеве Иоанне[8] для обучения дипломатическому искусству и учтивому обхождению. Тисте не был сыном благородных родителей, но папа обязательно хотел вознаградить его за заботы о его любимом муле и особенно за усердие, проявленное при его спасении. Каково же было разочарование мула наутро!

"Ах, разбойник! Верно пронюхал... -- думал он, яростно потрясая бубенцами. -- Ну все равно, берегись, негодник! Твое от тебя не уйдет, лягну, когда вернешься... За мной не пропадет!"

И за ним не пропало.

После отъезда Тисте папский мул снова зажил спокойно. Ни тебе Кике, ни тебе Белюге. Вернулись светлые денечки с вином по-французски и вместе с ними хорошее настроение, покойный отдых и приплясывание в лад танцу, когда он проходил по Авиньонскому мосту. И все же после того приключения в городе стали относиться к нему холоднее. При виде его шептались; старые люди покачивали головой, ребятишки хихикали, посматривая на колокольню. Даже сам добрый папа уже не так доверял своему другу, и, когда по воскресеньям он возвращался со своего виноградника и подремывал в седле, в глубине души у него шевелились сомнения:

"А что, как я проснусь наверху, на колокольне?.." Мул видел это и молча страдал.

Только когда при нем упоминали о Тисте Ведене, он поводил длинными ушами и, усмехаясь, точил подковы на копытах о камни мостовой.

Так прошло семь лет. По истечении семи лет Тисте Веден вернулся из Неаполя. Срок его обучения еще не истек, но он прослышал, что в Авиньоне внезапно скончался первый папский горчицедатель, и так как должность эта казалась ему завидной, он поспешил стать в число кандидатов.

Когда каверзник Веден вошел в дворцовую залу, святой отец с трудом узнал его, так он вырос и возмужал. Впрочем, надо сказать, что добрый папа состарился и без очков плохо видел.

Тисте не растерялся:

-- Как, святейший отец! Вы меня не узнаете?.. Да это я, Тисте Веден!..

-- Веден?

-- Ну да, помните? Тот самый, что носил французское вино вашему мулу.

-- А, так, так!.. Припоминаю... Хороший был мальчуган Тисте Веден. А теперь что тебе от нас надобно?

-- О, пустяки, святейший отец! Я собирался просить у вас... Кстати, ваш мул все еще в добром здоровье?.. Очень рад!.. Я собирался просить вас назначить меня на место покойного первого горчицедателя.

-- Первого горчицедателя?.. Да ты слишком молод! Сколько тебе лет?

-- Двадцать лет и два месяца, ваше святейшество, я ровно на пять лет старше вашего мула... Ах, боже мой, что за мул!.. Если бы вы знали, до чего я его любил!.. Как я скучал по нем в Италии!.. Разрешите мне повидаться с ним!

-- Повидаешься, повидаешься, -- сказал добрый папа, умилившись. -- Раз ты так любишь моего верного мула, я не хочу вас разлучать. С сегодняшнего же дня ты будешь приставлен к моей особе в качестве первого горчицедателя... Кардиналы завопят, ну и пускай! Я привык... Приходи завтра, когда народ пойдет от вечерни, мы вручим тебе знаки твоего достоинства в присутствии всего капитула, а затем... я отведу тебя к мулу, и ты отправишься вместе с нами на виноградник... Хе-хе-хе! Ну, ступай!..

Нечего и говорить, как Тисте Веден был доволен, выходя из большого зала, с каким нетерпением ждал он предстоящей церемонии. Однако кто-то во дворце был еще более доволен и с еще большим нетерпением дожидался завтрашнего дня: это был мул. С момента возвращения Ведена и до вечерни следующего дня грозный мул все время подкреплялся овсом и бил задними ногами в стену. Он тоже готовился к церемонии...

И вот на следующий день, как отошла вечерня, Тисте Веден явился во двор папского дворца. Все высшее духовенство было в сборе: кардиналы в красных мантиях, адвокат дьявола[9] в черном бархате, настоятели монастырей в маленьких митрах, члены приходского совета от св. Агрико, фиолетовые певчие из папской капеллы, а также низшее духовенство, папские солдаты в парадной форме, все три братства кающихся, отшельники с горы Ванту, угрюмые с виду, и мальчик-служка, который обычно идет позади с колокольчиком, монахи-флагелланты[10], обнаженные до пояса, румяные ризничие в мантиях, как у судей, -- все, все, даже церковные служители -- и те, что подают святую воду, и те, что зажигают, и те, что гасят свечи, -- все до единого... Да, это было торжественное посвящение в сан. Колокола, ракеты, солнце, музыка и неугомонные тамбурины -- там, на Авиньонском мосту...