Папина дочка - [62]

Я подъехала к бордюру и остановилась. Через две минуты, уже с выключенной мигалкой, сзади меня припарковалась патрульная машина. Из нее вылез полицейский и подошел к моей дверце. Приоткрыв окно, я увидела, что он улыбается.

— За вами и впрямь следили, мисс Кавано. Парень сказал, он ваш брат. Хотел убедиться, что вы нормально добрались.

— О господи, передайте ему, пусть возвращается домой! — выдохнула я и добавила: — И пожалуйста, поблагодарите его от меня.

36

Я планировала связаться с Маркусом Лонго в воскресенье утром, но он меня опередил. Когда в девять раздался телефонный звонок, я сидела за компьютером. Рядом на столе стояла вторая чашка кофе.

— Мне показалось, ты у нас жаворонок, Элли, — начал Маркус. — Надеюсь, я не ошибся?

— На самом деле сегодня я встала даже поздно, — сказала я. — В семь.

— Другого от тебя я и не ожидал. Я связался с дирекцией Синг-Синг.

— Выяснить, не происходило ли несчастных случаев с кем-нибудь из недавно вышедших заключенных или охранников?

— Именно.

— И как?

— Элли, ты стояла у Синг-Синг первого ноября. В это утро был освобожден из-под стражи Херб Корил, сидевший какое-то время в том же тюремном блоке, что и Вестерфилд. Он остановился во временном общежитии для бывших заключенных в нижнем Манхэттене. С вечера пятницы его никто не видел.

— Последний раз мне звонили в пятницу вечером около десяти тридцати, — кивнула я. — И этот человек явно опасался за свою жизнь.

— Конечно, не факт, что это именно он. Возможно, Корил просто нарушил условия освобождения и ударился в бега.

— Что думаешь ты?

— Я никогда не верил в совпадения. Особенно такие.

— Я тоже.

Я рассказала Маркусу о встрече с Алфи.

— Остается надеяться, что с Алфи ничего не случится, пока ты не получишь чертеж, — мрачно заметил Маркус. — Твой рассказ меня не удивил. Мы все знали, что дело состряпал Вестерфилд. Понимаю, как тебе тяжело.

— Ты о том, что Роб еще тогда мог оказаться в тюрьме и не встретиться с Андреа? Эта мысль не дает мне покоя.

— Надеюсь, ты понимаешь, что даже с чертежом и с признанием Алфи в прокуратуре Роба тебе не посадить. Алфи сам участвовал в деле, а на плане — вообще подпись какого-то Джима, которого никто никогда не видел.

— Знаю.

— Да и срок давности преступления давно истек для всех них — и для Вестерфилда, и для Алфи, и для этого Джима, кем бы он ни был.

— Не забывай о Гамильтоне. Если я докажу, что он уничтожил доказательство, которое могло смягчить приговор его клиента, но вывело бы на Вестерфилда, комитет по этике встретит Гамильтона с распростертыми объятиями.

Пообещав показать Маркусу чертеж Алфи, я попрощалась и постаралась вернуться к книге. Работа шла медленно. Буквально выдавив из себя пару страниц, я поняла, что уже пора ехать на завтрак к Джоан.

На этот раз я не забыла захватить чемодан и пакет из химчистки с брюками, курткой и свитером.

Еще не доехав до францисканского монастыря, я уже решила туда заглянуть. Всю неделю в моей голове всплывали все новые и новые воспоминания.

После смерти Андреа я заходила туда с матерью. Она позвонила своему знакомому священнику, отцу Эмилю. В тот день он собирался в «Сент-Кристофер Инн», и они договорились встретиться там.

«Сент-Кристофер Инн» располагается на территории монастыря. Это — францисканский приют для бедных — алкоголиков и наркоманов. Я смутно помню, как сидела там с какой-то женщиной — кажется, секретарем, — пока мама заходила к отцу Эмилю в офис. А затем тот отвел нас в часовню. Помню, сбоку в часовне еще лежала книга, в которой можно было писать просьбы к Господу. Мама в ней что-то черкнула, а потом передала ручку мне.

Я хотела побывать там еще раз.

Впустивший меня внутрь монах представился братом Бобом. Он не стал задавать лишних вопросов. Часовня оказалась пустой. Те пару минут, которые я молилась, он постоял у двери. Затем я огляделась и нашла стойку с той самой огромной книгой. Подойдя к ней, я взяла ручку.

И вдруг я вспомнила, что написала здесь тогда: Пожалуйста, верни нам Андреа. На этот раз я не удержалась и заплакала.

— В этой часовне пролито много слез.

Возле меня стоял брат Боб. Мы говорили с ним около часа, и когда я поехала к Джоан, я опять примирилась с Богом.

Понятно, что мы с Джоан так и не сошлись во мнениях о вчерашней выходке Небелза.

— Элли, он напился в стельку. Люди часто начинают трепать языком, когда перепьют. Причем не лгать. Наоборот, в таком состоянии чаще всего они говорят правду.

В этом Джоан права. Я сама проводила расследование, а потом писала о двух убийцах, которых удалось поймать лишь потому, что они перебрали спиртного и излили душу первому встречному. А тот сразу позвонил в полицию.

— И все-таки я с вами не согласна, — объяснила я им с Лео. — По-моему, Уилл Небелз — просто бесхребетный неудачник. Желатин. Решаешь, в какую форму залить — и готово. Уилл был не так уж и пьян. Он помнил, что чинил мне качели и что у моего отца руки отнюдь не золотые.

— Я согласен с Элли, — кивнул Лео. — Небелз не так прост, как кажется. — А потом добавил: — Но это не значит, что Джоан ошибается. Может, Небелз действительно видел, как Пол зашел тем вечером в гараж. А теперь Уилл смекнул, что срок давности за взлом уже истек, и можно спокойно нагреть руки.