Папатека - [16]

Но я решил дать папе ещё один шанс. Последний.

– Я пойду во двор, погуляю.

– Надень шапочку! – сразу оживился Хозяйкин. Кажется, он только и ждал, как бы выпроводить меня из собственного дома. Чтобы никто ему прибираться не мешал.

Папа застегнул меня до самого подбородка на все пуговицы и вытер мне нос.

– Будь умницей. – Он снова поцеловал меня в лоб и крепко прижал к себе, словно провожая на войну.

– Непременно, – заверил я. Посмотрим, что произойдёт после ужина. Всё-таки я ещё питал надежды на его счёт.

Когда я вернулся с прогулки (два часа я только и делал, что сидел под дождём, на качелях, в полном одиночестве) промокший до нитки и уставший, как боевой слон, на кухне меня ждало жаркое из баранины с картофелем по-французски. Есть я совершенно не хотел, поэтому, сказавшись больным, сразу прошёл к себе в комнату.

Я надел пижаму и лёг, решив почитать что-нибудь. Не новостную ленту и не статусы друзей, а что-нибудь новенькое. Книжку, что ли? Я взял с полки единственную книжку, которая там была, и открыл её на середине. Точно, библиотечный «Остров сокровищ». Я его полгода назад читал, а потом бросил. И сдать забыл! Интересно, как он там? Не остров, конечно, а папа. Спит, родной, в саркофаге, не ведает, что тут с его бедной кровиночкой происходит, какие драматические события переполняют мою непростую жизнь.

Книжка оказалась довольно интересной. Особенно мне понравился этот Джон Сильвер, одноногий пират, у него ещё на плече всё время сидел попугай. Вот бы мне такого папаню! Ух, мы бы с ним устроили соседям весёленькую жизнь!

– Тук-тук-тук! – сладко пропел из-за двери Иван Иванович. А я про него уже, признаться, забыл – зачитался. – Витенька, к тебе можно?

– Входи, – разрешил я.

– Я тебе молочка подогрел и яблочко почистил. Покушаешь? – с надеждой спросил папа.

Неужели он думает, что если будет меня пичкать чем попало, как фаршированную утку, я его сильней полюблю?

– Спасибо. Я уже почистил зубы, – безжалостно ответил я.

Иван Иванович заметно сник. Он хотел мне что-то сказать, но, кажется, не мог подобрать нужных слов. Весь его словарный запас ограничивался кулинарными рецептами и инструкциями по химчистке ковров.

– Зубки, да? – наконец изрёк он.

Этого я уже вынести не мог. Все эти зубки, борщики и поцелуйчики в лобик меня ужасно раздражали. Я хотел накричать на него, на этого несчастного домохозяина, и накричал бы. Но, признаться, мне его было жалко. Жалостливый я, иногда даже чересчур. Я посчитал в уме до десяти и сказал гробовым тоном:

– Спокойной ночи, девочки и мальчики. – И выключил свет.

Он ещё немного постоял на пороге моей чистой-пречистой комнаты, потом тяжело вздохнул и отправился на кухню. Кажется, драить кастрюли.

Глава 8 Самая непредсказуемая

Я стоял посреди склепа, не в силах решить, кого же мне всё-таки надо. Я знал, я понимал, что скоро ангельское терпение самого терпеливого папатекаря в мире подойдёт к концу. И мне надо было успеть сделать последний выбор. Да, на сей раз я поклялся, что он будет последним. Лишь на этом условии господин Будь-Благодарен-Бенджамин разрешил мне пройти внутрь.

– Вы сегодня никуда не торопитесь? – на всякий случай уточнил я.

Папатекарь устало покачал головой.

– Отлично. Тогда я поброж у здесь полчасика? Всё обмозгую?

– Мозгуй, – согласился старик. – Но учти, больше у тебя такой возможности не представится. Так что мозгуй хорошенько.

Никак не могу привыкнуть к его женскому голосу. Папатекарь вышел из склепа, взглядом затворив за собой дверь, и я остался в полном одиночестве. Вернее, я неправильно выразился – в склепе нас было несколько тысяч человек. И всё равно я почему-то ощущал себя страшно одиноким. Интересно, а где тут мой папа лежит? В смысле, мой настоящий папа, родной?

Я встал на цыпочки, пытаясь заглянуть в несколько склепов сразу, но тщетно. Я его тут не найду. Это всё равно что в стоге сена искать иголку. Но меня, если честно, в последнее время всё больше волновала его судьба. Как ему спится, удобно ли? Мягкая ли у него подушка? Не слишком ли низкая температура в саркофаге? Мне не хотелось, чтобы папа тут у них простыл и слёг с воспалением лёгких. Потому что в этом была бы моя вина. Именно моя, а не чья-то. А что, если папа у них тут на самом деле умер? И лежит теперь мёртвый под стеклом, а про это никто не догадывается?! От ужаса я покрылся холодным потом и стал задыхаться. Мне натурально воздуха перестало хватать!

Я подбежал к тому месту, где была дверь, и забарабанил в стену:

– Эй! Откройте! Господин Бенджамин, вы меня слышите?

Я замолчал и прислушался. Никого. Мне вдруг показалось, что кто-то на меня пристально смотрит – оттуда, из крайнего саркофага. Я резко обернулся, готовясь к самому страшному, но…

Всё было по-прежнему. Ни один из пап не шелохнулся. Они так же неподвижно лежали в каменно-стеклянных ящиках и дышали ровно. А ведь они, все до единого – чьи-то родные папы. Вот и папатекарь говорит, что у кого-то двое детей, у кого-то целых четверо или пятеро. Как же они сюда попали? Неужели их собственные дочери и сыновья отказались от них добровольно? А ведь те, наверное, любили их, своих маленьких неблагодарных детишек.