Папатека - [15]

– Всего одну.

– Будь осторожен, сынок! – С этими словами он звонко поцеловал меня в лоб, оставив на нём мокрый след, и отворил дверь.

– Ладно, пока! – Я махом слетел на пролёт вниз, чтобы не целовать его в ответ.

– Я люблю тебя, слышишь?! – громко крикнул Хозяйкин мне вслед. – Люблю, Витенька!

Только бы его никто не услышал, кроме меня.

Перекусихин был сегодня какой-то не такой. Он молчал всю математику. Слушал учительницу, решал примеры и молчал, представляете? Ни слова мне не сказал! Не спросил даже, как там поживает мой новый папа. Это было странно. Так не похоже на Бредика!

На русском всё было точно так же. Мы писали диктант, причём Перекусихин писал его сам – ко мне в тетрадку не заглядывал и не списывал. А когда я попытался посмотреть, что он там намарал, он загородился локтем и укоризненно мне сказал:

– Списывать нехорошо.

Ничего себе! Это он мне говорит! Я спросил у него на большой перемене:

– Перекусихин, ты что, заболел?

– С чего ты взял? – сказал он, отправляя в рот сосиску в тесте.

– Ты какой-то сегодня тихий. Просто сам не свой. Ни о чём меня не расспрашиваешь. Тебе что, неинтересно?

– Витя, твоя жизнь – это твоя личная жизнь, – серьёзно ответил Бредик, и я чуть не упал со стула.

Дело в том, что для Перекусихина такого понятия, как чья-то личная жизнь, в принципе не существует. Все те годы, что я его знаю (с первого класса по четвёртый включительно) он только и делал, что совал нос в чужие дела. Вы уже знаете, я рассказывал. Хлебом его не корми, дай только в замочную скважину подсмотреть или в окно – за тем, как чья-нибудь мама с чьим-нибудь папой ссорятся. Или подслушать, как чей-нибудь дедушка с чьей-нибудь бабушкой ругают правительство на чём свет стоит. Поэтому сегодняшние его откровения стали для меня полной неожиданностью. Я даже немного обиделся на него – за полное отсутствие интереса к моим насущным проблемам с папами.

– Значит, тебе совершенно неинтересно, что у меня очередной новый папа? – уточнил я, пытаясь разжечь его любопытство.

– Именно так.

– И то, что он печёт самые вкусные на свете булочки тоже?

Перекусихин помолчал.

– Не интересно.

– Но почему?! – Я отказывался верить своим ушам.

– Потому что у меня теперь своя личная жизнь, Половина. И мне нет дела до чьей-то ещё.

Вот как. Хм. Я тоже помолчал, переваривая услышанное. Если честно, меня разобрало страшное любопытство, что там у него за жизнь такая, полная захватывающих приключений и секретных неожиданностей? Но я тоже у него ничего расспрашивать не стал. Больно надо! Он просто строит из себя, вот и всё.

– Ладно, Перекусихин, иди – живи своей загадочной жизнью, а я на физкультуру пошёл (у Бредика от физкультуры освобождение).

Я развернулся и действительно пошёл медленным шагом. Я всё ждал, что он одумается и пойдёт за мной, начнёт с расспросами приставать как обычно. Но нет. Он пошёл в мужской туалет, доставая из кармана мобильный и читая СМС-сообщение. Интересно знать, от кого?

По дороге домой я всё понял. Наш Перекусихин влюбился! Во дела! Просто умора! Вот и ходит, напускает на себя загадочность. Он даже в столовую сегодня не ходил. Может, решил похудеть?

А дома меня ждал королевский обед. Мой новый папа расстарался на славу. Он сдержал своё отцовское слово и действительно сварил мне борщ и пожарил курицу. А ещё наготовил целую кучу разных салатов, закусок и на десерт подал торт «Наполеон», мой любимый!

Но не пищей единой жив человек, хотя это тоже немаловажно. Я решил поговорить с папой по душам. Узнать его поближе, понять, что он за человек. Но вместо того чтобы поболтать часок-другой за стаканчиком кока-колы (как мы нередко делали с моим родным папой), он достал из кладовки моющий пылесос и принялся пылесосить. Пропылесосив в нашей квартире всё, включая диваны с портьерами, он стал мыть полы, потом протирать пыль влажной тряпочкой, драить окна, скрести ванну и раковину, начищать кафель и газовую плиту, перемывать посуду (включая ту, что была уже вымыта), снимать паутину с люстр, протирать книги в маминой библиотеке и так далее, и тому подобное. Когда он взялся за мой ноутбук, собираясь помыть его с мылом, я не выдержал.

– Папа! – крикнул я, выхватывая из его работящих рук мой компьютер. – Ты можешь хоть на минутку остановиться?

– Сейчас, сейчас, – виновато улыбнулся он. – Вот только бельишко постираю.

Бельишко?! Мне стало скучно, просто смертельно. Какая-то чёрная тоска вдруг сковала моё бедное сердце. Я смотрел, как мой новый папа, вооружившись отбеливателем, стирает вручную мамины наволочки, и чуть не плакал. Я что, опять промахнулся? С ним же, кроме каши, ничего не сваришь! С ним же, кроме жареной курицы, ни о чём не поговоришь! Я сделал ещё одну попытку установить с Хозяйкиным эмоциональный контакт.

– Папа, расскажи мне о своём детстве.

– О детстве? – встрепенулся он, и во мне зажглась искорка надежды.

– Ну да. В какие игры ты, например, любил играть, когда был в моём возрасте?

– В дочки-матери. – Он отложил наволочку на краешек таза и на минутку задумался. Мечтательная дымка заволокла его глаза, а по лицу блуждала рассеянная улыбка.

– Понятно. – Я сник. Играть с ним в дочки-матери у меня не было никакого желания.