Папа, я проснулась! - [25]

Шрифт
Интервал

Вон Монтсеррат Кабалье и сейчас всем своим ученикам советует поправиться. Представляю, как раньше в здании училища искусств при каком-нибудь солидном театре оперы и балета – два крыла. Одно – это оперные, второе – балетные. И вот с двух сторон при входе – весы. Там и там. И с одной стороны возглас педагога: «Иванова, опять поправилась на двадцать граммов?! Опять выпила воды на ночь?! Хочешь из училища вылететь? Растолстела!» А с другой стороны, из оперного крыла: «Сидоров! В чем дело? Почему похудел на три килограмма? Немедленно в столовую! Сколько раз повторять: кушай с хлебом! Макароны с хлебом. Картошку – с хлебом. Булочки – с хлебом. Тогда будет звук!»

А я, кстати, люблю оперных. Фактурные такие. Между прочим, сегодняшнюю оперу я не понимаю. Какие-то все худосочные. А вот раньше… Пятнадцатилетняя Татьяна Ларина садилась письмо писать – ножки стула прогибались. Татьяна боками со стула свешивалась, не помещалась вся, зато звук: «Я-а к ва-ам пишу-у-у-у…» – был божественный. А как выходила Виолетта в «Травиате» – бум-бум-бум из кулис – восхитительно! Толстая, роскошная, румяная, чахоточная.

На речке, на речке-е-е-е-е, на том бережочке,
Мыла Марусенька…

Ой! Что ж это я отвлекаюсь! Зима, что поделать. Зима…

Ну и вот об опере. Короче, моя бабушка Софья и ее подруга причесались гладенько, выгладили ветхие свои блузочки таким утюгом тяжелым, в который еще угольки надо было подкладывать, и пошли на Собинова. Прозвучала увертюра. И вот князь Синодал со товарищи в лохматых шапках спел про ноченьку темную, ветры послушные и собрался укладываться спать. А через секунду должен прилететь Демон, походить среди спящих, посмотреть сурово. Такие брови у него – черные, густые, хорошо приклеенные. Ну дальше все знают. Враги, битва, князь Синодал убит. Правда, убитый, поет еще довольно длинную и печальную арию практически с ножом в груди, как и полагается в опере. Люблю, ох люблю я эту оперную условность! Ну, короче, порезали там всех под красивую музыку Рубинштейна Антона Григорьевича.

Да. Так вот спел Собинов – Синодал про ноченьку, улеглись ночевать все его абреки художественно. Князь еще спел свое последнее «Там-ма-а-а-а-а-ар», а баритон, который Демон, – я говорила, – был очень большой. Короче, все уснули, и вдруг со страшным грохотом сверху, с левой кулисы, на проволоке или еще на чем, просвистело над сценой и свалилось нечто – испуганное, лохматое, с характерными бровями и крыльями за спиной. О! А это Демон так неудачно приземлился, оказывается.

Нет, бабушке говорили, что он обычно спускался плавно, должен был еще повисеть над сценой, вроде как сверху осмотреть этот узор из мирно спящих воинов, потом встать сначала на одну ногу, потом на обе, незаметно отстегнуться и начать обход лагеря своего соперника. (Демон же тоже в Тамару был влюблен, знаете?) А этот мало что со скоростью падающего бомбардировщика пронесся над сценой, так еще и ухнул с высоты, как гуманитарный груз для полярников. Даже пыль поднялась, несмываемая и непереводимая театральная пыль. Бабушка говорила, что в зале-то люди оказались интеллигентные, высокой культуры, поэтому смеялись и чихали тихо и незаметно. Так что ничего, Демон отряхнул брови свои, и публика ему все простила. А что не простить, когда пел он божественно, просто божественно. И все они пели божественно. Особенно мужчина моей мечты Собинов Леонид.

* * *

Да, зима, зима. И хотя много чего согревающего придумали люди, все равно грустно. Редко встретишь сейчас таких, чтоб и пел, чтоб и защитил, чтобы чужими дамскими духами не благоухал, домой придя.

На речке-е, на речке-е-е… на том бережо-о-очке…

Как Миша и Сережа по Одессе гуляли

А в Одессе что было. Друзья мои, детские писатели и поэты Сережа и Миша, решили по городу погулять. «А давай, – Миша просит, – пожалуйста, Сережа, давай зайдем в какой-нибудь старый дворик, посмотрим, как там и что, осталась еще Одесса в Одессе или уже нет». Зашли: ах, красота! Картина маслом, как говорил артист Машков. Сережа хвать свою фотокамеру – и щелк-щелк! и щелк-щелк! Сережина жена, известный в Петербурге профессор Люся, сказала однажды, что Сережа никогда со своей камерой не расстается, даже во сне. А то вдруг сон интересный, а он без фотоаппарата. И вот во дворе этом, куда Миша затащил Сережу, белье – как для кино заготовленное, висит на веревках поперек двора, капает себе мирно, чей-то маленький велосипедик валяется и мячик сине-красный, впопыхах брошенный, с уверенностью что тут все свои и никто не возьмет. Галереями обвит весь двор, а на балконе стоит – ах! Мишка чуть с ума не сошел от восторга – высоченная, пышная, в халатик не помещается, и не холодно ей совсем, хоть и осень поздняя, маникюр ярко-красный, шевелюра иссиня-черная, кудрявая до плеч – о, чудо! чудо! Какая красавица огромная! Миша прижал кулачки к груди своей горячей поэтической, закинул голову, смотрит влюбленно, с таким восторгом и упоением, как будто присутствует при сотворении мира, ей-ей. А мадам стоит себе и ничего: курит, откидывая в сторону гладкую и толстую ручку с сигаретой. Выдыхает тонкой струйкой дым, вытянув ярко-красные пухлые губы трубочкой.


Еще от автора Марианна Борисовна Гончарова
Тупо в синем и в кедах

Многие из тех, кому повезло раньше вас прочесть эту удивительную повесть Марианны Гончаровой о Лизе Бернадской, говорят, что не раз всплакнули над ней. Но это не были слезы жалости, хотя жизнь к Лизе и в самом деле не всегда справедлива. Скорее всего, это те очистительные слезы, которые случаются от счастья взаимопонимания, сочувствия, нежности, любви. В душе Лизы такая теплая магия, такая истинная открытость и дружелюбие, что за время своей борьбы с недугом она меняет жизнь всех, кто ее окружает. Есть в повести, конечно, и первая любовь, и ревность, и зависть подруг, и интриги, и вдруг вспыхивающее в юных душах счастливейшее чувство свободы. Но не только слезы, а еще и неудержимый смех вызывает у читателей проза Гончаровой.


Чудеса специальным рейсом

Если чудеса не послать специальным рейсом, в дороге они могут заблудиться и даже потеряться, испортиться или просто попасть совершенно не по адресу. А если чудо произойдет не с тем человеком, будет ли оно чудом?Марианна Гончарова написала книгу маленьких историй, полных уютного очарования. Самые печальные обстоятельства – не помеха для счастливых финалов, а нынешние горести – повод ждать будущих радостей. Только так и никак иначе!


Кошка Скрябин и другие

Они живут рядом с нами, ловят наш взгляд, подсовывают мягкие уши под нашу руку. Ну да – пара изгрызенных туфель. Но что такое пара каких-то бездушных туфель по сравнению с теплой головой на твоих коленях, с их мягкими лапами и теплым пузом! Что пара разбитых чашек или опрокинутых горшков с цветами по сравнению с торопливым топотом и радостными взлаями и взмявами, когда вы еще идете по лестнице, когда всего лишь гремите ключами, когда только входите в прихожую! Впрочем, эта книга не только о них, наших усатых, хвостатых и пернатых.


Аргидава

Мир полон тайн. Но в своей повседневной суетной жизни мы забываем об этом. И лишь в минуты относительного покоя, где-нибудь в горах или на берегу реки, нас вдруг охватывает непередаваемое ощущение красоты и гармонии окружающего мира. И его вечной тайны, разгадать которую вряд ли кому-нибудь дано.Мир, описываемый Марианной Гончаровой, – при всей его погруженности в повседневную жизнь – полон тайн. Вот и новая книга писательницы – по сути, первый ее роман – прежде всего о тайне. О тайне, которую хранит в себе овеянная легендами Аргидава – старинная крепость на берегу Днестра.


Кенгуру в пиджаке и другие веселые рассказы

Природа дружбы естественна. Дружба — это не изобретение человека. Это изобретение кого-то поумней. И потому, что дружба дается свыше, вашими друзьями могут быть не только люди, но и все, кого вы встречаете в этой жизни, невзирая на образование, место жительства, возраст, статус, наличие хвоста, количество ног, лап, щупальцев, крыльев или плавников.Дружба дается свыше. Как умение улыбаться или плакать.Эту книгу рекомендуется читать, когда у вас плохое настроение, в одиночестве или в компании вслух.Можно и нужно читать детям.


Левый автобус и другие веселые рассказы

Автобус жизни писательницы Марианны Гончаровой не имеет строгого расписания. Он может поехать в любом направлении, даже заблудиться. Вообще маршруты воображения Гончаровой весьма причудливы и фантастичны. Она видит из окна своего автобуса гораздо больше, а зачастую и не совсем то, что видят другие пассажиры. Но с ее помощью они оказываются в удивительных и неповторимых жизненных ситуациях, из которых тем не менее всегда есть выход и всегда можно выбраться на дорогу, ведущую к дому.Читатели Гончаровой нередко чувствуют себя ее счастливыми спутниками, которым повезло ехать с ней вместе.


Рекомендуем почитать
Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.


Дети Воинова

Роман «Дети Воинова» – это семейная сага для взрослых, но рассказанная от имени маленького мальчика. Центр повествования – коммунальная квартира на улице Воинова, в которой живут сразу несколько поколений. История бесконечно трогательная, ироничная, наполненная любовью к большой дружной семье, к Питеру, тогда еще Ленинграду. Книга посвящена бабушкам и дедушками, мамам и папам, соседям и родственникам, стране, в которой мы когда-то жили и которой уже давно нет.


Фарфор

Эта книга о хрупких вещах: о ломкой старости, о робком детстве, о соседках по подъезду, которые вдруг пропадают с лавочки, о дымной церкви на последнем этаже больницы, о плацкартном вагоне, в котором всю ночь громко храпела женщина, о потерявшихся письмах из Мариуполя, о красной смородине, которая кровоточит, если ее неаккуратно сорвать с ветки, о мире, подсмотренном из-под козырька новенькой бейсболки USA California. Содержит нецензурную брань.


Симон

В маленьком армянском городке умирает каменщик Симон. Он прожил долгую жизнь, пользовал-ся уважением горожан, но при этом был известен бесчисленными амурными похождениями. Чтобы проводить его в последний путь, в доме Симона собираются все женщины, которых он когда-то любил. И у каждой из них – своя история. Как и все книги Наринэ Абгарян, этот роман трагикомичен и полон мудрой доброты. И, как и все книги Наринэ Абгарян, он о любви.


Дальше жить

Книга о тех, кто пережил войну. И тех, кто нет. «Писать о войне – словно разрушать в себе надежду. Словно смотреть смерти в лицо, стараясь не отводить взгляда. Ведь если отведешь – предашь самое себя. Я старалась, как могла. Не уверена, что у меня получилось. Жизнь справедливее смерти, в том и кроется ее несокрушимая правда. В это нужно обязательно верить, чтобы дальше – жить».