Папа - [21]
Вика тащила подружку-с-первого-класса в большую комнату, открывала сервант и показывала, сколько у её мамы бутылок. Бутылок было действительно много, и все они были красивые и в иностранных буквах.
– Папа называет это «культфонд». Не знаю, что это значит.
– Культфонд… – проговаривала подружка-с-первого-класса и хваталась за карандаш и блокнот. – Кстати, ты мне так и не объяснила, что такое штормтрап!
– Я не умею объяснять, я тебе покажу! – и Вика тащила подружку-с-первого-класса на кровать в свою комнату и показывала ей фотографии из альбома. Из того альбома, где были фотографии и Вики, и её мамы-гримёрши, и папы-помполита, и всяких разных моряков, судов и людей, и даже её подружки-с-первого-класса вместе с Викой и хомяком Фомкой.
– Вот! Это папа пересекает экватор!!! – вдруг взвизгивала Вика и начинала рассказывать подружке-с-первого-класса, что такое «пересекать экватор» и почему папа в саже, в соломенной юбке и все другие серьёзные дяди, некоторых из которых Викина подружка-с-первого-класса видела у Вики на дне рождения, – тоже почти голые, а самый главный на судне – капитан – с трезубцем в руках. Викина подружка-с-первого-класса сразу же забывала и про дохлую змею, и про штормтрап, потому что про «пересекать экватор» куда интереснее.
– Папа сто раз пересекал экватор! И папа меня ни разу ни за что не ругал! – гордилась Вика.
Вику действительно никто никогда и ни за что не ругал. Ни мама, ни тем более папа. Да и не за что было её ругать. Большей шкоды, чем освобождённый от текилы червяк, она никогда не делала. А гримом пользовалась с официального маминого разрешения.
Начитанная подружка-с-первого-класса очень любила бывать у Вики дома.
Особенно когда Викин папа приходил из рейса.
Он был такой красивый, такой остроумный, такой обаятельный и смешливый, так умел сделать из любой ерунды вроде носового платка развлечение, что это было удивительно!
Вика и подружка-с-первого-класса с того самого первого класса частенько гуляли вдвоём. Жили они друг от друга в двух кварталах. А гулять вдвоём ходили в Кировский скверик. В Кировском скверике были качели-карусели, и подружка-с-первого-класса как-то задалась целью научиться делать «солнышко». Одни из качелей как раз очень подходили для этой цели. Вика находила мероприятие опасным. Куда опаснее мёртвой змеи из бутылки, но уж такая она была, эта подружка-с-первого-класса – если уж чего решила, то должна была добиться обязательно.
И вот в один из дней у неё получилось «солнышко». Это было ужасно и прекрасно одновременно. Страшно-страшно и чудесно-чудесно! В девять лет она смогла сделать то, что делают только взрослые мальчики! Не упала и не разбилась, а научилась крутить «солнышко». Подружка-с-первого-класса немедленно вытащила из внутреннего кармана ветровки – был октябрь – свой затрёпанный блокнот и что-то туда записала своим обгрызенным карандашом. После чего решительно скомандовала Вике: «Пошли!» И они пошли. По плану подружки-с-первого-класса они сперва шли к ней домой, потому что Викина мама днём дома, и хотя она совсем-совсем никогда-никогда не мешает, но иногда мешает даже самая хорошая, тихая и ни во что не вмешивающаяся мама. Потому что даже при идеальной маме вам и в голову не придёт сливать текилу из бутылки в мойку и выпускать оттуда, может быть, живую маленькую змею. Ну, или большого червяка. Представляете себе этот гипотетический разговор?
– Девочки! Что вы делаете, милые?
– Мы хотим узнать, жива или мертва эта маленькая змея, живущая или покоящаяся в этой нарядной заграничной бутылке.
– Ах, какие вы умницы!
– А потом мы хотим попрыгать в большой комнате в резиночки.
– На здоровье, девочки!
– А после этого мы достанем твоё самое лучшее платье и по очереди его померяем и выбрызгаем на него полфлакона твоих дорогих французских духов, ладно?
– Конечно-конечно!
Нет, таких мам не существует не только в природе, но и в самых смелых детских мечтаниях. Таких мам не может быть, потому что не может быть никогда. И прецеденты с мамами случаются, только когда мамы не в себе.
Вика и подружка-с-первого-класса были хоть и впечатлительными, но всё-таки реалистками. Бытовыми реалистками. И потому шли сперва домой к подружке-с-первого-класса, потому что её родители на работе как раз днём. А вечером они шли домой к Вике, потому что папа в рейсе, а мама на работе. Впрочем, вот с Викиным папой, когда он был не в рейсе, можно было творить всё что угодно. Стоять на голове. По крайней мере, пытаться. Дрессировать хомяка Фомку, обучая его командам «ко мне!», «сидеть!», «лежать!», «дай лапу!». И хотя хомяк Фомка не хотел дрессироваться и шёл не «ко мне!», а под диван и там преспокойно грыз угол ковра, но при Викином папе это было можно. А однажды Вика и подружка-с-первого-класса даже рисовали вместе с Викиным папой на обоях! Гуашью, акварелью, фломастерами, театральным гримом, ручками и обгрызенным карандашом. Викин папа сам, первый, нарисовал на обоях Вику и её подружку-с-первого-класса. Вышло не очень похоже на девочек, а скорее на палочки в юбках с тыквами вместо голов, но всё равно девочки узнали, кто из них кто, и вообще было очень весело. И неважно, что на самом-то деле обои назавтра Викин папа ободрал, потому что затеял ремонт. Важно то, что мало кому из даже очень любящих родителей придёт в голову даже накануне апокалипсиса, а не то что ремонта, позволить своим детям и их друзьям рисовать на обоях. И не только позволить, а быть инициатором и соратником. Даже самым лучшим из лучших родителей такая мысль в голову и близко не придёт. Просто дорогу забыла. Так что Викин папа был не просто хорошим папой, а прямо-таки лучшим из лучших! Так что с ним, пожалуй, было даже веселее, чем одним, когда Викина мама-гримёрша на работе. Но сейчас он был в рейсе, так что вечером они в квартире Вики будут одни, что тоже неплохо.
Эта яркая и неожиданная книга — не книга вовсе, а театральное представление. Трагикомедия. Действующие лица — врачи, акушерки, медсестры и… пациентки. Место действия — родильный дом и больница. В этих стенах реальность комфортно уживается с эксцентричным фарсом, а смешное зачастую вызывает слезы. Здесь двадцать первый век с его нанотехнологиями еще не гарантирует отсутствие булгаковской «тьмы египетской» и шофер «скорой» неожиданно может оказаться грамотнее анестезиолога…Что делать взрослому мужчине, если у него фимоз, и как это связано с живописью импрессионистов? Где мы бываем во время клинической смерти, и что такое ЭКО?О забавном и грустном.
Эта книга о врачах и пациентах. О рождении и смерти. Об учителях и учениках. О семейных тайнах. О внутренней «кухне» родовспомогательного учреждения. О поколении, повзрослевшем на развалинах империи. Об отрицании Бога и принятии его заповедей. О том, что нет никакой мистики, и она же пронизывает всё в этом мире. О бескрылых ангелах и самых обычных демонах. О смысле, который от нас сокрыт. И о принятии покоя, который нам только снится до поры до времени.И конечно же о любви…
Мальцева вышла замуж за Панина. Стала главным врачом многопрофильной больницы. И… попыталась покончить с собой…Долгожданное продолжение «бумажного сериала» Татьяны Соломатиной «Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61». Какое из неотложных состояний скрывается за следующим поворотом: рождение, жизнь, смерть или любовь?
Роддом — это не просто место, где рожают детей. Это — целый мир со своими законами и правилами, иногда похожий на съемочную площадку комедийного сериала, а иногда — кровавого триллера, в котором обязательно будут жертвы. Зав. отделением Татьяна Георгиевна Мальцева — талантливый врач и просто красотка — на четвертом десятке пытается обрести личное счастье, разрываясь между молодым привлекательным интерном и циничным женатым начальником. Когда ревнуют врачи, мало не покажется!
«Просто в этот век поголовного инфантилизма уже забыли, что такое мужик в двадцать пять!» – под таким лозунгом живет и работает умная, красивая и ироничная (палец в рот не клади!) Татьяна Мальцева, талантливый врач и отчаянный жизнелюб, настоящий Дон Жуан в юбке.Работая в роддоме и чудом спасая молодых мам и новорожденных, Мальцева успевает и в собственной жизни закрутить роман, которому позавидует Голливуд!«Роддом. Сериал. Кадры 14–26» – продолжение новой серии романов от автора книги «Акушер-ХА!».
От автора: После успеха первой «Акушер-ХА!» было вполне ожидаемо, что я напишу вторую. А я не люблю не оправдывать ожидания. Книга перед вами. Сперва я, как прозаик, создавший несколько востребованных читателями романов, сомневалась: «Разве нужны они, эти байки, способные развеселить тех, кто смеётся над поскользнувшимися на банановой кожуре и плачет лишь над собственными ушибами? А стоит ли портить свой имидж, вновь и вновь пытаясь в популярной и даже забавной форме преподносить азы элементарных знаний, отличающих женщину от самки млекопитающего? Надо ли шутить на всё ещё заведомо табуированные нашим, чего греха таить, ханжеским восприятием темы?» Потом же, когда количество писем с благодарностями превысило все ожидаемые мною масштабы, я поняла: нужны, стоит, надо.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Каково это – работать криминальным журналистом? Мир насилия, жестокости и несправедливости обнажается в полном объеме перед тем, кто освещает дела о страшных убийствах и истязаниях. Об этом на собственном опыте знает Екатерина Калашникова, автор блога о криминальной журналистике и репортер с опытом работы более 10 лет в федеральных СМИ. Ее тяга к этой профессии родом из детства – покрытое тайной убийство отца и гнетущая атмосфера криминального Тольятти 90-х не оставили ей выбора. «Записки криминального журналиста» – качественное сочетание детектива, true story и мемуаров журналиста, знающего не понаслышке о суровых реалиях криминального мира.
Как стать гением и создавать шедевры? Легко, если встретить двух муз, поцелуй которых дарует талант и жажду творить. Именно это и произошло с главной героиней Лизой, приехавшей в Берлин спасаться от осенней хандры и жизненных неурядиц. Едва обретя себя и любимое дело, она попадается в ловушку легких денег, попытка выбраться из которой чуть не стоит ей жизни. Но когда твои друзья – волшебники, у зла нет ни малейшего шанса на победу. Книга содержит нецензурную брань.
«…Вообще-то я счастливый человек и прожила счастливую жизнь. Мне повезло с родителями – они были замечательными людьми, у меня были хорошие братья… Я узнала, что есть на свете любовь, и мне повезло в любви: я очень рано познакомилась со своим будущим и, как оказалось, единственным мужем. Мы прожили с ним долгую супружескую жизнь Мы вырастили двоих замечательных сыновей, вырастили внучку Машу… Конечно, за такое время бывало разное, но в конце концов, мы со всеми трудностями справились и доживаем свой век в мире и согласии…».
Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.
Макс фон дер Грюн — известный западногерманский писатель. В центре его романа — потерявший работу каменщик Лотар Штайнгрубер, его семья и друзья. Они борются против мошенников-предпринимателей, против обюрократившихся деятелей социал-демократической партии, разоблачают явных и тайных неонацистов. Герои испытывают острое чувство несовместимости истинно человеческих устремлений с нормами «общества потребления».
Забавный и грустный, едкий и пронзительный роман Татьяны Соломатиной о «поколении подъездов», о поэзии дружбы и прозе любви. О мудрых котах и глупых людях. Ода юности. Поэма студенчеству. И, конечно, всё это «делалось в Одессе»!«Кем бы он ни был, этот Ответственный Квартиросъёмщик... Он пошёл на смелый эксперимент, заявив: «Да будет Свет!» И стало многолюдно...» Многолюдно, сумбурно, весело, как перед главным корпусом Одесского медина во время большого перерыва между второй и третьей парой. Многолюдно, как в коммунальной квартире, где не скрыться в своей отдельной комнате ни от весёлого дворника Владимира, ни от Вечного Жида, ни от «падлы Нельки», ни от чокнутой преферансистки и её семейки, ни от Тигра, свалившегося героине буквально с небес на голову...