Папа Сикст V - [3]
— Без всякого сомнения, — отвечала герцогиня, крайне удивленная таким странным вопросом пастушка, — святая церковь призывает в свое лоно всех верных сынов, и простой крестьянин, если будет достоин, может достигнуть высших рангов, даже быть избранным папой; но для этого, прежде всего, необходимо много и долго учиться.
— Синьора, — сказал живо пастушок, — я сам выучился грамоте, без помощи учителя, и мне бы очень хотелось учиться дальше.
Герцогиня с удивлением посмотрела на честного юношу, черты лица которого были выразительны и энергичны.
— Ты, значит, хочешь быть священником? — спросила она.
— Это мое самое пламенное желание!
— Хорошо. Отправляйся завтра к настоятелю монастыря св. Франциска в Лорето; он получит от меня приказание на этот счет. Но, пожалуйста, не забудь: если тебе понадобится что-нибудь в жизни, обращайся прямо к герцогине Пармской Юлии и верь, дитя мое, твоя просьба будет исполнена. Граф, прикажите трогаться, — попросила она затем старого синьора Бальтассара и, любезно кивнув головой пастушку, откинулась внутрь экипажа.
Когда кортеж скрылся из глаз и бубенчики замолкли, Феликс Перетти опомнился и тихо прошептал:
— Итак, благодаря этой прекрасной синьоре, я вступаю на новое поприще. Что же меня ожидает впереди: скромная ли сутана простого монаха или пурпурная мантия кардинала? Это ведает один Господь Бог.
На другой день Феликс Перетти отправился в Лорето. Одет он был в самое роскошное платье, которое нашлось в его гардеробе. В кармане его коротеньких брюк лежала серебряная монета — его единственное богатство. Небо было сумрачно, в воздухе парило, все предвещало грозу. Взглянув на небо, покрытое тучами, юноша подумал, что ему было бы гораздо удобнее оставаться в своей хижине. Эта мысль вызвала улыбку на его губах, и он прошептал: «Я оставляю мое скромное ремесло для того, чтобы броситься в водоворот страстей, управляющих миром. Быть может, и мне суждено быть уничтоженным в нем. Но лучше пасть от небесной стрелы, чем сгнить, подобно павшему с дерева листу!»
Между тем гроза приближалась, уже слышались раскаты грома. Феликс с беспокойством смотрел кругом; на расстоянии нескольких миль не было видно никакого жилья. Среди поля стоял лишь один старый ветвистый дуб, и пастушок, видя приближение тучи, направил шаги к дубу. В прежнее время так же, как и теперь в деревнях, не знали, что высокие деревья служат проводником скопившегося электричества. Подойдя к дубу, юноша увидал странную фигуру старухи, сидевшей прислонившись к стволу дерева. То была известная Беттина, признанная всеми за колдунью. Перетти узнал ее и невольно попятился назад. Он хотя был и очень умный юноша, не верящий в сверхъестественное, но в те мрачные времена, когда святая коллегия и сам папа верили в колдовство, было весьма естественно для простого деревенского необразованного человека разделять общее мнение о колдовстве. Юноша со страхом смотрел на старуху.
— Ты, Феликс, также боишься колдуньи! — вскричала Беттина. — Ты, один из самых разумных юношей округа. Жаль, очень жаль, что гордый сокол превратился в трусливого голубя. Неужели твой рассудок тебе не говорит, что вся эта вера в дьявольщину есть прямое доказательство невежества? Подойди ко мне ближе, добрый мальчик, и сядь тут.
Феликсу стало совестно, он подошел к старухе и сел под дерево по ее указанию.
— Вот так-то лучше, — продолжала старуха, — здесь ты сидишь хотя и рядом с ведьмой, но тебя, по крайней мере, не мочит дождь; а эта христианская купель не всегда бывает приятна. Не правда ли? — спрашивала старуха, разразившись сатанинским хохотом.
В это время блеснула молния, загремел гром и застучали крупные капли дождя. Старуха и юноша, защищенные развесистыми ветвями дуба, сидели точно под крышей, дождь их почти не касался. Колдунья пристально смотрела на Феликса. Наконец это надоело последнему, и он вскричал:
— Что ты на меня так уставилась, затеваешь какую-нибудь дьявольщину? Смотри, старуха, я уложу тебя этой дубинкой прежде, чем явится к тебе на выручку черт.
Старуха не обратила внимания на эту угрозу юноши и прошептала:
— Шестьдесят лет я занимаюсь изучением физиономий людей, и в жизни моей я не видала таких ясных указаний будущей судьбы человека. — И обращаясь к Перетти, громко сказала: — Ты знаешь, что я умею предсказывать будущее? Недаром ты меня считаешь за колдунью.
— В таком случае скажи, что меня ожидает? — спросил юноша.
— Дай мне твою руку и не забудь, Феликс, что бедная нищая не имеет другого хлеба, кроме милостыни.
Пастушок вынул из кармана свою единственную монету и подал ее старухе.
— Великодушен, как король! — прошептала старуха. — И странно, что такая великая душа облечена в тело пастуха. Дай мне твою руку.
Рассматривая ладонь Перетти, ворожея говорила:
— Вот линия долгой жизни, а вот другая, которая прямо указывает, что ты, Феликс Перетти, достигнешь высших рангов.
— Вот видишь, старуха, какую ты чушь несешь! — вскричал сконфуженный юноша. — Ну как я могу достигнуть высших рангов, я, простой пастух?!
— Я тебе говорю, — настаивала ворожея, — что ты будешь могущественнейшим из всех могущественных, и никто — ни люди, ни даже ты сам — не в состоянии изменить судьбы, назначенной тебе свыше.
