Папа с прицепом - [11]

Жаворонков пообещал выполнить все как можно скорее. Сам Гуров отправился к руководству компании сотовой связи, которой при жизни пользовался Паршин. Но не напрямую в компанию, а через знакомого полковника из службы внутренней безопасности. Официального запроса на изъятие записей телефонных звонков с номера и на номер Паршина у него не было, и взять его пока было неоткуда, так что действовать пришлось противозаконными методами. Зато таким образом получить желаемое оказалось куда проще и, главное, быстрее.

Уже к вечеру у Гурова имелось все, о чем он просил. Он засел за компьютер и начал методично прослушивать телефонные разговоры. Сначала это были обрывистые фразы длительностью в тридцать-сорок секунд, а потом Паршин неизменно сбрасывал звонок. Но после восьмого или десятого звонка звонивший поменял тактику. Теперь он бросал короткую фразу-угрозу, и Паршин уже не мог игнорировать звонившего. Представляться тот никогда не представлялся, но Паршину, похоже, это и не требовалось. Выяснять, чего хочет тот, кто звонит, тоже нужды не было, так как фразы Паршина звучали примерно одинаково. Что-то вроде «оставь меня в покое» или «удали мой номер телефона, и тогда я забуду про тебя». Что именно Паршин забудет, он не сказал ни разу. Звонившего называл только «слушай, ты», ни имени, ни прозвища. А вот тот, кто ему звонил, называл его Олегом. Даже не по фамилии. Из этого Гуров сделал вывод, что оба знакомы друг с другом не первый день, только Паршину по какой-то причине неприятно произносить имя давнего знакомого. Вроде знака протеста, что ли, или чтобы показать, насколько велика неприязнь.

И только в последнем разговоре наконец-то проклюнулась конкретика. Паршин сказал, что материалы уничтожать не будет. Звонивший заявил, что тогда проблемы будут уже не у Олега, а у его новой игрушки. Гуров предположил, что речь идет о Никите, сыне Паршина. По всей видимости, так же подумал и Паршин. Он разозлился, и разозлился сильно. Не произнес банальных фраз типа «только попробуй его тронуть», не начал кричать, а ледяным тоном сообщил, что пойдет в «уголовку».

Эта угроза возымела обратный эффект. Вместо того чтобы испугаться, звонивший тоже разозлился. Сказал, что Олег сам виноват в своем положении, и, если не хочет его усугубить, пусть перестанет дурить. А Паршин продолжил угрожать. Весь разговор, переданный Иноземцевым, подтвердился слово в слово. И про пять лет, и про «уголовку». Он не слышал, как звонивший произнес фразу, где напрямую звучала угроза убийства. Выглядело это примерно так: «Ты мне угрожать вздумал, дерьмо трусливое? А ты рассказал своему драгоценному сыну, как поступил, узнав то, что узнал? Сказал, что теперь ты соучастник? Ты ведь не пошел, не сообщил, куда надо? А по закону это соучастие. Или тебе самому не страшно на нары загреметь? А, узнаю благородного Олежку, он собой пожертвовать решил, лишь бы людям жизнь испортить. Адреналина не хватает? С огнем играть вздумал? Смотри, Олег, доиграешься…»

В этот момент разговора, как решил Гуров, появился Никита, потому что Олег быстренько свернул разговор буквально одной фразой. «Я тебя предупредил: твой звонок – пусковая кнопка, помни об этом». И разговор прервался. Мало материала? Конечно, мало. Но с ним уже можно идти к Орлову.

А идти необходимо, Гуров это понимал как никогда. Жаворонкову, как он ни старался, выяснить местоположение Сергея Якимушкина не удалось. Ни по сотовому телефону, ни по зарегистрированному на него автомобилю. Железнодорожными билетами Якимушкин не воспользовался, на самолете тоже никуда не вылетал. Жаворонков проверил даже водный транспорт и все туристические фирмы, предоставляющие услуги организованного отдыха, но Якимушкина не нашел. Так что же получается, партнер Паршина все еще в Череповце?

Однако и дома Якимушкина не видели много недель. Эту информацию Гуров получил от оперов из Череповца. Ребята ему попались сговорчивые. Записали адрес Якимушкина, отправили к нему домой участкового, тот пробил все, что смог. По словам соседей, Якимушкин не появлялся уже так давно, что и вспомнить трудно. За вещами не приходил, разве что глубокой ночью. В этом им клялась бабулька из соседней квартиры. Участковому она заявила, что бдит за всеми жильцами дома, а особенно за ближайшими соседями. Рассказывала это она чуть ли не с гордостью. Похвасталась, что спит не более двух часов за ночь, так что если Якимушкин и забрал шмотки из дома, то только в промежутке между половиной третьего ночи и половиной пятого утра.

Одним опросом участковый не удовлетворился. Подумав, он задал бабке провокационный вопрос: не ощущает ли она на лестничной площадке странного сладковатого запаха? Бабулька оказалась сообразительной, сразу смекнула, куда клонит участковый, и давай соловьем разливаться. Запах, говорит, присутствует, сейчас послабее, а вот недели две назад прямо дышать нечем было. Она, мол, даже хотела его, участкового, звать, чтобы тот разобрался, в чем дело. А что? Сереги-соседа сколько недель не видать, а на площадке вонь, как от мяса протухшего. Может, с человеком беда приключилась, а никому и дела нет. Вот сегодня и собиралась пойти в участок, а участковый сам пришел. Провидение, наверное.