Папа Хейли - [2]

Шэрон бегала плохо. Она была полноватой. Не то чтобы толстой, но близко к тому. В последнее время это стало все больше и больше раздражать ее папу — он постоянно делал замечания, что она ест слишком много, и поэтому каждый семейный обед превращался в пытку, — но Хейли, кажется, совершенно не волновало, какая у Шэрон комплекция. На самом деле Шэрон была полной противоположностью Саманты Боллинджер во многих смыслах. Саманта была тихой, а Шэрон любила поговорить. Саманта училась «чуть выше нижесреднего» — эту фразу Шэрон однажды случайно подслушала в разговоре двух учителей о Саманте, и ей понравился прозвучавший в этих словах намек на посредственность, на безнадежную заурядность, — а Шэрон училась лучше всех в классе. Училась «блестяще», как о ней говорили учителя. Ей нравились английский, математика и естествознание. Она обожала все, связанное с ракетами и космическими путешествиями. И еще с атомной энергией.

Может быть, думала Шэрон, Хейли как раз и привлек этот контраст. Может быть, Хейли втайне уже надоела Саманта Боллинджер — и ее длинные стройные ноги прирожденной бегуньи, и то, как она сидела на уроках, упираясь коленями в парту, с совершенно пустым лицом и даже не делала вид, что она понимает слова учителя. Шэрон всегда притворялась, что ей все понятно, даже когда она вообще ничего не понимала. Такое случалось нечасто, но если случалось, она все равно делала умный вид, изображая готовность понять и желание учиться. У нее была даже теория на этот счет: если ты делаешь вид, что тебе все понятно, то рано или поздно ты все поймешь.

Когда Шэрон поделилась своей теорией с папой Хейли, тот рассмеялся и сказал: «Притворяйся, пока не получится, малышка. Притворяйся, пока не получится». Он произнес это так, словно гордился ею. Как будто она была его дочкой, его плотью и кровью, и от этой мысли у Шэрон легонько защекотало в животе. Это было странное ощущение, но совсем не плохое. Поначалу ей стало немножко стыдно, что она вроде как предала свою семью, но она решила не думать об этом и просто наслаждаться новым ощущением. Как будто в летний погожий день едешь на велосипеде босиком: ты знаешь, что так нельзя, потому что это опасно — если палец застрянет в спицах, будет много боли и крови, — но тебе так хорошо, так привольно, что ты все равно делаешь, как нельзя.

* * *

Папе Хейли надо было уйти. Предполагалось, что в субботу утром он будет дома и присмотрит за Хейли и Шэрон, — такая была договоренность, так Шэрон сказала маме, когда отпрашивалась в гости к Хейли: «Папа Хейли весь день будет дома, он за нами присмотрит», — но теперь ему пришлось уйти на работу.

Шэрон видела, что он не хочет никуда идти, но у него не было выбора.

Он позвонил своему начальнику, чтобы проверить, все ли в порядке на стройке. И оказалось, что там у них неприятности. Что-то с электропроводкой. Кто-то сделал что-то не так, какой-то другой электрик «облажался по полной программе», как сказал папа Хейли в мобильный телефон. Его голос звучал твердо и деловито, хотя он только что сообщил своему начальнику, что ужасно расстроен и зол, как черт. Хейли и Шэрон внимательно прислушивались к разговору. К тому, что говорил папа Хейли.

— Хорошо, — говорил он, расхаживая по комнате взад-вперед. Одной рукой он прижимал к уху мобильник, другой чесал в затылке. — Хорошо, Рой. Я понял. Да. Думаю, что получится. Да, я смогу. Только предупреди всех, чтобы не лезли. Я сам все сделаю. Да, уже еду.

Он захлопнул крышечку телефона и посмотрел на Хейли и Шэрон. Они лежали, растянувшись, на ковре в гостиной и просто бездельничали, как обычно по субботам.

Хейли уверила Шэрон — чтобы та, в свою очередь, уверила маму, — что ее папа весь день будет дома. Хотя, если честно, это было как-то даже глупо; они уже взрослые девочки, и их уже можно оставлять дома одних. Их время от времени оставляли одних, ненадолго. Например, когда Хейли приходила в гости, мама Шэрон иногда выбегала забрать заказ из химчистки, и все всегда было нормально. Шэрон не знала, сдают ли Уэстины одежду в прачечную и химчистку, как Лайнарты, каждую неделю, потому что папины рубашки и костюмы должны быть вычищены и выглажены в лучшем виде, а если вдруг что не так, папа начинает «говниться», как однажды сказала мама, когда думала, что Шэрон не слышит.

— Я уеду совсем ненадолго, — сказал им папа Хейли. — Где-то на час. Самое большее — на полтора. У нас там большой проект рядом с торговым центром — вы же видели, да? Бизнес-парк? Так вот, какой-то ублюдский кретин напортачил с предохранителями, и там теперь все искрит и бабахает.

Шэрон потрясенно застыла. Ее папа никогда не сказал бы при ней таких слов — «ублюдский кретин». И никогда бы не стал выражать свои чувства, как это делает Эд Уэстин. Эд Уэстин переживает о своей работе, ему хочется, чтобы все делалось правильно и хорошо. Это видно сразу. Хейли рассказывала Шэрон, что ее папа работал в НАСА — говорила об этом небрежно, как бы между прочим, но они обе знали, как это круто. Он тогда служил в военно-морском флоте, и его вместе со всей остальной командой подрядили на какие-то электромонтажные работы для одного из космических «Шаттлов». Сам он об этом не говорил, но если взглянуть на его руки, сразу становится ясно, что он может все. И Шэрон было нетрудно представить, как папа Хейли что-то там делает с проводами, проверяет соединения, потом кивает кому-то и поднимает вверх большой палец. Он сделал все в лучшем виде — в космосе все будет работать отлично.