Папа-Будда - [7]

— Еще вопросы? — говорит Вишана. Все молчат. Он улыбается. — Главное, о чем мы вас просим: сосредоточенность. Проживите осознанно эти два дня.

Пожалуй, это несложно. Тем более – каких-то два дня.

В девять вечера была первая медитация. Комната для медитаций располагалась в пристройке. Огромные окна, а на полу, как и у нас в Центре, одеяла и подушки. В дальнем углу комнаты - статуя: Будда в позе лотоса, глаза закрыты.

Мы по очереди сняли обувь в прихожей, зашли в комнату и заняли свои места. Мне казалось, я уже малость научился сидеть, скрестив ноги, но в Центре нас так держали не больше двадцати минут кряду. И не знаю, в чем уж тут дело: то ли я вымотался за день, то ли устал с дороги, то ли что еще, но спокойно сидеть я не мог. Вишана велел нам сосредоточиться на вдохах и выдохах, но я все ерзал на месте. И мне казалось, что все это слышат, потому что было жутко тихо — только один парень где-то справа от меня так сопел, будто был подключен к аппарату искусственного дыхания.

И голова моя, голова. Осознаю все и сразу — но не так, как просил Вишана. Мыслей в ней битком, и они носятся, как болиды на гоночной трассе, — жжж, жжж, одна за другой. И одна, самая настырная, возникает снова и снова: какого черта ты тут делаешь? Я не мог забыть глаза Лиз – как она смотрела на меня сегодня утром, когда я уходил.

— Ну, значит, до воскресенья.

— Ты все-таки едешь?

— Я ведь говорил…

— Да, помню. Ладно, желаю хорошо провести время.

Я подошел к ней, чтобы чмокнуть на прощание, но она отвернулась — и вот об этом я вспоминал все время, вместо того, чтобы думать о вдохах и выдохах. Вот она стоит на кухне ко мне спиной, мажет масло на хлеб, и этот изгиб шеи — такое в нем напряжение, словно затаилось что-то. Если б она устроила скандал, запустила в меня этим бутербродом, было бы куда лучше — дело-то житейское: поскандалим да успокоимся. Но так, чтобы все молча — это просто невыносимо.

И тут вдруг медитация закончилась. Мы вернулись в большую комнату. Я думал, мы сядем у огня, познакомимся друг с другом получше, но Вишана всего-навсего объявил нам, что пора идти спать.

— Завтра подъем рано, медитация в шесть утра в комнате для молитв. Спокойной ночи.

Коротышка с серьгами в ушах оказался моим соседом по комнате. И с ним еще другой, высокий, тощий тип с длинными седыми волосами, стянутыми в хвост. Наверно, бывший хиппи. На полу лежали три матраса - я бросил свой спальник и рюкзак на тот, что под окном.

— Джимми Маккенна, — говорю, и протягиваю руку. Высокий пожимает ее.

— А я Джед. Приятно познакомиться. — По говору, похоже, американец.

— Гари, — ответил молодой, отвернулся и стал вынимать вещи из рюкзака.

— Стало быть, вы сюда раньше приезжали?

— Несколько раз, — ответил Джед. — Но я и на других семинарах бываю, не только у буддистов. Думаю, все надо попробовать.

— Верно, и то дело: человек не обязан болеть всего за одну команду. А ты, приятель?

Гари водружал статуэтку Будды на полочку над матрасом. Он ответил, не оборачиваясь.

— Я уже третий год приезжаю.

— Да теперь ты, должно быть, корифей медитации. Боже, до чего мне это дело сегодня туго давалось: мысли так и скакали, так и прыгали.

— Бывает, — сказал Джед. — Лучше просто принять это.

— Похоже на то. Мне поначалу медитация вообще не давалась, я даже думал, что ничего не выйдет. И понимаешь, на тебе — только вроде стало получаться…

Джед рассмеялся:

— Ну все, старик, это конец света.

Я вынул из рюкзака недопитую бутылку «Бэллз» .

— Хочешь глотнуть?

Джед поднял ладонь.

— Ого, это же отрава. Теперь ясно, почему тебе так трудно сосредоточиться.

— Да перед медитацией я и не пил. Это так, перед сном.

— Дело твое, но ты без этого не можешь успокоиться. Почти зависимость.

— Послушай, приятель, я ведь не пьяница какой-нибудь. Просто люблю пропустить рюмочку, понимаешь?

Джед поднял обе руки.

— Пожалуйста, дело твое. Я только хотел сказать, что в мыслях от этого яснее не будет. А мы сюда для того и приехали, верно?

Я забрался в спальный мешок и пару раз приложился к бутылке. Обжигающее виски полилось по горлу. Стало теплее, и усталость придавила меня. Зачем я сюда приехал? Черт разберет.

Утром, когда я проснулся, в голове была та же муть. Без четверти шесть меня разбудил колокольчик — он трезвонил, казалось, над самым ухом. Сперва я решил, что это какая-нибудь учебная пожарная тревога, а потом вспомнил: как же медитация. А шли бы они. Я повернулся на другой бок и снова уснул. И вдруг — открываю глаза, вижу Джеда, и солнечный свет льется в окно.

— Господи, который час?

— Без четверти девять. Через пятнадцать минут занятие. Я вот подумал, ты, может, хотел бы придти.

— Спасибо, старик.

Я выбрался из спальника, напялил одежду, побрызгал на лицо холодной водой и спустился вниз — как раз успел до начала занятий перехватить тарелку кукурузных хлопьев и чашку чая. Все уже были в большой комнате: кто сидел на стульях, расставленных полукругом, кто на полу, скрестив ноги. Напротив нас в позе лотоса сидел Вишана. За спиной у него стояла большая ваза с лилиями.

Я схватил подстилку и уселся позади всех. Изо рта несло, как из птичьей клетки: не то чтобы вчера я хлебнул лишку, просто мне утром, чтобы очухаться, нужно выпить чашки три чая, а я тут я выпил только одну. И зубы не успел почистить, а в них застряли кусочки хлопьев - я все пытался вытолкнуть их языком. Задница совсем затекла, и я почти полностью отключился и стал глядеть в окно – а там деревья качались на ветру. Деревья - они просто чудесные, и листья — золотые, желтые, багряные. До чего люблю осень, люблю эти цвета. Я даже хотел выкрасить в эти тона одну из комнат в нашем доме — по-моему, в спальне было бы в самый раз. Но Лиз идея не понравилась. Вот такая она, судьба маляра: красишь стены в домах у разных людей, но никто не позволяет тебе выбрать цвета. Да мне и начхать в общем-то - работа такая. И все равно это удовольствие - видеть, как грязная стена постепенно становится чистой и аккуратной. Просто следить за кистью, водить ею по стене, оставляя одну за другой полосы краски, — это уже радость. Я двадцать лет крашу стены, но по-прежнему считаю, что это здорово.