Папа-Будда - [28]
Мы встретились в греческом кафе неподалеку от нашей конторы. Триша пришла минут через пять после меня с целой охапкой пакетов.
— Народу – тьма просто, но зато с подарками я разделалась.
— А я еще даже не начинала.
— Осталось еще ребятам купить мешочки для подарков, но с главным покончено. Еще по каталогу заказала кое-что.
— А мы, может, в субботу с Энн Мари соберемся. Если выйти пораньше, народу должно быть немного. А может, съездим в «Брэхэд» . Машину возьмем.
— Мы в ту субботу там были – это ужас просто. Парковаться негде — никогда такого не видела. Джону пришлось высадить меня у «Маркса» и оставить машину где-то вообще в другом месте. Если вы туда соберетесь, берите Джимми, иначе сами все понесете, а там прилично идти пешком.
Официантка подошла к нашему столику.
— Пить что-нибудь?
— Минеральную воду, пожалуйста.
— А мне «Эплтайз», будьте любезны.
— Триша, ты уже выбрала?
— Да. Будьте добры, мне суп и мусаку .
— А мне сначала креветки, и потом тоже мусаку. Спасибо.
— Уютно здесь, правда?
— Да. Народу только многовато. Хорошо, что мы столик заказали.
— Мы с Джоном тут были в прошлую субботу. Надо здесь как-нибудь вчетвером пообедать.
— Да, как-нибудь.
— В последнее время мы так редко видимся.
— А мы почти никуда и не выбирались.
— Тогда давайте в праздники сходим куда-нибудь.
— Давайте, а то потом опять работа затянет.
— Мне хочется отдохнуть как следует, пока можно побездельничать. — Она заулыбалась. — Лиз, не могу больше секретничать — я опять в положении.
— Триша, поздравляю!
Меня будто ударил в живот - стало трудно дышать. На лице я держала улыбку, но внутри была страшная горечь.
— А когда срок?
— Седьмого июня.
— Ну, удивили. Не знала, что вы хотели еще детей. Или это Джону подарок на сорокалетие? — Старшему их сыну исполнилось четырнадцать, младшему десять. Я думала, на этом они успокоились.
— Мне всегда хотелось еще одного. Когда родился Дрю, я решила чуток отдохнуть, а потом на работу вышла, и… ну, сама знаешь – все время некогда.
Официантка принесла напитки. Триша отпила воду, взглянула на меня и продолжила, понизив голос, хотя рядом никого не было:
— На самом деле, мы пару лет назад решились. Мне исполнилось тридцать пять, и я подумала, что лучше не затягивать. Но у нас не получалось и не получалось, и если честно, я уже перестала надеяться. Решила, что поезд ушел.
Я кивала. Триша говорила, прерываясь иногда, чтобы глотнуть воды.
— Я даже как-то не ожидала – раньше-то я беременела моментально. А потом я познакомилась с одной женщиной, врачом из консультации, она тоже в положении, и вот она рассказала про тест на овуляцию. Ну, когда определяешь, в какой день наибольшая вероятность зачатия. Я купила коробочку, в нужный момент велела Джону собраться с силами — и вот вам результат.
— Представляю, какое было у Джона лицо, когда ты ему велела: ну-ка, давай, быстренько собирайся с силами.
— Ладно, футбола по телеку не было, так что никто не ворчал.
— И какой уже срок?
— Тринадцать недель. Была на УЗИ, все в порядке.
Своих я потеряла на сроке восемь и девять недель. Интересно, помнит ли Триша.
— Мне предлагали сделать анализы - если матери за тридцать пять, есть риск, что родится даун. Но я отказалась.
— Правильно, ты же все равно будешь рожать.
— Именно. Скоро опять пойду на УЗИ – надеюсь, нам уже скажут, кто у нас – мальчик или девочка.
— А тебе надо знать заранее?
— Да. Очень хочу девочку. Конечно, я люблю своих мальчишек, но мне всегда хотелось девочку. И будь я уверена, что это девочка, я бы с таким удовольствием подбирала ей одежку. Даже сегодня кое-что купила – смотри.
Она потянулась к пакету и вынула маленькое платьице, розовое с белыми оборками, и белые ажурные колготы.
— Конечно, это все глупости, но если мальчик родится, я обменяю. Просто я всегда мечтала наряжать девочку. Для девочек столько всего миленького. А мальчишки вечно возятся где-нибудь, в футбол играют, по земле валяются – им бестолку что-то приличное покупать.
— Энн Мари тоже играет в футбол.
— Это я помню.
— Девочки разные бывают. Купи ей платье с оборками – и она такое устроит…
— Да, но ты и не развивала в ней женственность.
Я ушам своим не поверила.
— Это как?
— Что ты, я тебя не критикую. Просто говорю, как есть.
Подошла официантка.
— Суп?
— Это мне.
— Креветки?
— Спасибо.
Только потом, на работе, я поняла, как разозлилась на Тришу. Энн Мари, видите ли, женственности не хватает. А сама-то она как своих ребят воспитывает – я уже молчу. Шон и Джерри такие оболтусы, ни стыда, ни совести. А она говорит: мальчишки – что с них взять. А когда Дрю, самому младшему, было два года, ему приглянулась одна из кукол Энн Мари, и он утащил ее домой, а Триша отобрала – «мальчики в куклы не играют». Ребенок все глаза выплакал, и у Санта-Клауса потом просил себе куклу на Рождество, а она купила ему футбольную форму «Селтик».
Я выглянула в окно. Очередной серый день, дождь моросит, и тоска пробирает до костей. Кого я хочу обмануть? Какое мне дело до того, как Триша воспитывает своих детей? Сознание того, что в ней растет новая жизнь – вот что не давало мне покоя. И при том, что у нас было с Джимми, могла ли я надеяться, что у нас еще будет ребенок?
В книгу еврейского писателя Шолом-Алейхема (1859–1916) вошли повесть "Тевье-молочник" о том, как бедняк, обремененный семьей, вдруг был осчастливлен благодаря необычайному случаю, а также повести и рассказы: "Ножик", "Часы", "Не везет!", "Рябчик", "Город маленьких людей", "Родительские радости", "Заколдованный портной", "Немец", "Скрипка", "Будь я Ротшильд…", "Гимназия", "Горшок" и другие.Вступительная статья В. Финка.Составление, редакция переводов и примечания М. Беленького.Иллюстрации А. Каплана.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.