Панорама времен - [11]

Сквозь стекло кабинета ему был виден Ренфрю — плотный и всклокоченный, как обычно. Ренфрю копался в бумагах, наваленных на его столе. Другого человека Маркхем не знал, однако решил, что это, вероятно, Петер-сон, и его позабавил контраст между ними. С темными, аккуратно зачесанными волосами, в элегантном, дорогом, сшитом явно на заказ костюме, Петерсон казался обходительным и уверенным. Маркхем решил, что гость — твердый орешек. Опыт подсказывал ему, что проникнуть в душу этого хладнокровного англичанина отнюдь не легко.

Маркхем вошел в кабинет, небрежно постучав. Собеседники разом повернулись к нему. Ренфрю, казалось, с облегчением воспринял его появление: он даже вскочил с места, уронив со стола какую-то книгу.

— А, Маркхем, вы пришли, — сказал он, хотя это было очевидно. — Это мистер Петерсон из Совета. Петерсон спокойно встал со стула и протянул руку.

— Здравствуйте, доктор Маркхем.

Маркхем ответил энергичным рукопожатием.

— Рад вас видеть. Вы уже успели ознакомиться с экспериментом, который проводит Джон?

— Да, только что. — Петерсон казался немного обеспокоенным той напористостью, с которой Маркхем старался перейти непосредственно к делу. — Вы не можете рассказать об отношении ННФ к этому эксперименту?

— У них пока еще не сложилось определенного мнения. Всего лишь на прошлой неделе они поручили мне функции связного, и я до сих пор ничего им не сообщил. Присядем.

Не дожидаясь ответа, Маркхем подошел к единственному незанятому стулу в комнате, освободил его и сел, положив ногу на ногу. Его собеседники тоже сели, впрочем, не с такой, как он, небрежностью.

— Вы занимаетесь физикой плазмы, не так ли, доктор Маркхем?

— Да, у меня как раз сейчас годичный творческий отпуск. Значительная часть моих трудов, за исключением нескольких последних лет, была посвящена физике плазмы. Я написал работу по теории тахионов задолго до их открытия, и изучать их стало модным. Думаю, именно поэтому ННФ и попросил меня приехать сюда.

— Вы прочли копию доклада, которую я вам послал, с предложениями по этому вопросу?

— Да, доклад интересный, — без колебании сказал Маркхем. — В теории все прекрасно. Я сейчас изучаю материал, базирующийся на эксперименте Ренфрю.

— Вы полагаете, из этого что-то получится?

— Мы знаем, что техника эксперимента жизнеспособна. А вот удастся ли нам связаться с прошлым…

— А эта установка, — Петерсон показал рукой на лабораторный зал, — не поможет?

— Если нам очень здорово повезет. Такие эксперименты по ядерному резонансу уже проводились в Кавендишской лаборатории, а также в других лабораториях США и Советского Союза в 50-е годы. В принципе, они могут воспринять четкий сигнал, наведенный тахионами.

— Значит, мы можем обменяться сигналами?

— Да. Но и только. Это очень ограниченная система передвижения во времени. Пока придуман лишь такой способ общения с прошлым. Мы не можем посылать туда людей или предметы.

Петерсон покачал головой:

— Я защищал диплом по социальным вопросам, возникающим в связи с применением компьютеров, но даже я…

— В Кембридже? — прервал его Маркхем.

— Да, в Королевском колледже. — Маркхем усмехнулся, и Петерсон запнулся. Ему не понравилось то, как откровенно Маркхем всех рассортировывает. Вообще-то он и сам это делал, но не так явно, и имел на то веские причины. Слегка раздраженно он продолжил:

— Слушайте, даже мне известен связанный с этим парадокс. Это старая история о том, как вы, вернувшись в прошлое, убиваете своего дедушку, так, кажется? Но если он умрет, то и ведь вас не будет. Кто-то в Совете вчера нам об этом рассказывал. Мы чуть не похоронили саму идею из-за этого.

— Хорошее замечание. Я сам ошибся таким образом в "теоретической работе в 1992 году. Да, действительно, существуют парадоксы, но при правильном подходе они пропадают. Я мог бы это объяснить, но нужно много времени.

— Не сейчас, если вы не возражаете. Насколько я понял, смысл в том, чтобы послать сообщение в прошлое, в 60-е годы нашего столетия, и рассказать им о той ситуации, в которой мы сейчас находимся.

— Да, что-то в этом духе. Предостеречь их от применения хлорированных углеводородов, устранить влияние таких углеводородов на водоросли, в частности на фитопланктоны. Если подсказать им некоторые направления исследований, то это даст нам какую-то точку опоры, в которой мы нуждаемся теперь.

— Скажите, пожалуйста, — перебил Петерсон, — этот эксперимент действительно может нам реально помочь?

Ренфрю нетерпеливо поерзал на стуле, но ничего не сказал.

— Не впадая в мелодраматизм, — медленно выговорил Маркхем, — я бы сказал, что это может спасти миллионы жизней.

На какое-то время воцарилось молчание. Петерсон скрестил ноги и снял с колена невидимую пылинку.

— Видите ли, речь идет о приоритетах, — проговорил он наконец. — Мы должны рассматривать проблемы глобально. Совет по чрезвычайным ситуациям заседает сегодня с девяти часов утра. В Африке снова начался повальный голод со смертельными исходами из-за засухи и недостатка запасов продовольствия. В свое время вы еще услышите об этом в информационных выпусках, я уверен. Мы вынуждены расставлять приоритеты в связи с этой и с другими чрезвычайными ситуациями. Северная Африка не единственное место в мире, которое доставляет нам массу хлопот. У берегов Южной Америки сильно разрослись диатомовые водоросли. И в том, и в другом месте гибнут тысячи людей. Вы просите у нас денег на изолированный эксперимент, из которого что-то может получиться, а может — нет, который базируется на теории, созданной одним человеком, и по существу…