Паноптикум мотыльков - [17]

Молодой мужчина с нескрываемым сожалением смотрел на стареющую женщину, мимолетно вернувшую теплое воспоминание о матери, которой давно не было с ним.

Тело ее еще свежо, подтянуто, ни одной лишней складки. Левая грудь, неосторожно выпавшая из декольте, соблазняла естественной полнотой. Сквозь тончайший щелк блузы проступил бугорок соска, розовый ареол вокруг него заставил сердце Кирилла нежно сжаться. (мужчина сглотнул, его взгляд скользнул выше)

А вот шея уже плоха, появилась заметная дряблость. Обычно Катрина держит голову выше, стараясь избежать излишних морщин, сейчас расслабилась. При нем она не стесняется возраста. Потеряла нюх. А зря…

Сколько бы зрелая красавица не вкладывала в свое тело, она не догоняет главного — никто не поможет ей омолодить свое сознание. Все беды в голове. И еще в запахе. Кожа стареющей женщины, несмотря на сверхмодные ухищрения, пахнет совсем по-другому.

Кирилл закрыл глаза и попытался интерпретировать запах.

Скорее напоминает разогретую под палящим солнцем яблоневую смолу, слегка припорошенную пеплом венесуэльской сигары. Хотя нет… все чаще ее запах ассоциируется с воспоминанием о походах в институтскую библиотеку, где дух времени и пыльных фолиантов облагорожен ноткой дымящихся благовоний и драгоценных эссенций…

Рядом с приторностью ее кожи всегда не хватало глотка свежего воздуха.

Он мог бы привести множество других признаков дряхления, которые самовлюбленная красавица не замечала, их видел лишь мужчина рядом, молодой и циничный.

Повисшая кожа мраморных рук, паутинка мелких морщинок над грудью, прозрачность, натянутость кожи, готовой треснуть, словно тончайший пергамент, раскрошиться… а самое главное. Предательская усталость взгляда, которую не скроют дорогие консиллеры. Глаза — отражение ее утомившейся души, враг номер один.

Молодой человек, отвернувшись от тихо посапывающей спутницы, обратил взгляд в иллюминатор сессны. Самолет уже набрал высоту и вышел на заданный эшелон. Полет до Женевы продлится не более часа, потом недолгий переезд и цель их путешествия будет достигнута. Затхлая развалюха на холме, носящая нескромное название Роял распахнет скрипучие двери. Черт бы подрал условности, которыми я вынужден следовать, живя с молодящейся руиной, похожей на ее же любимый отель. Затянувшуюся обрыдлая пьеса. Туш, малыш, туш!! Пожалуйте на бис!! На поклон. Сорвите аплодисменты!

Хорошо, что моей старухе порой приходят в голову идеи разнообразить досуг и позвать пару тройку молодых цыпочек. Она даже не догадывается, какое я получаю облегчение, выходя их спальни, удовлетворив ее хрупкое, быстро устающее тело… Гордячка безмятежно засыпает, не предполагая, что в соседних покоях царит откровенный бордель. Что я, наконец, получаю сатисфакцию за терпение и за необходимость сопровождать по свету ходячую мумию. Не только сопровождать, но и делать вид, что до сих пор люблю и жажду близости с ней. О Господи, дай мне еще один шанс!! Всего один!

Кирилл закрыл глаза и отдался воспоминаниям. Их никто у него не отнимет. Воспоминания — единственное богатство, тайник, куда вход посторонним заказан.

На вопрос — о чем он жалеет, что бы захотел изменить, ответил бы не задумываясь — предупредить Софью. Позвонить днем раньше, когда она была еще во Франкфурте, сказать, что не сможет встретить, потому что появилась неожиданная перспектива круто изменить жизнь. Вот только решимости для шага в неизвестное не хватило…

Дьявольское провидение сыграло с ним роковую шутку.

Кирилл все-таки приехал в тот пасмурный вечер января в аэропорт, потому что безумно соскучился по Софии, и….

Яркая вспышка и акустический удар лишили его на несколько мгновений сознания. Придя в себя, он почти не осознавал своих действий, словно в тело вселился пришелец, доставший из внутреннего кармана куртки паспорт и подсунувший его под дымящийся труп несчастного, оставшегося вследствие взрыва без лица.

Тот же поселенец заставил его, слегка контуженного, оглушенного, немедленно покинуть затянутый облаком пыли зал прилета, смешавшись с кричащими от боли и страха свидетелями теракта.

Жизнь Кирилла Самойлова, выпускника музыкального училища имени Гнесиных по классу фортепьяно, подрабатывающего частным извозом, милого интеллигентного интроверта, закончилась навсегда.

И началась другая, ЭТА.

Оглядываясь назад, он сожалеет лишь об одном. Он повел себя низко, не по- мужски. София Томилина безусловно страдала, оплакивая его гибель. Но время лечит.

Воспоминания о ней до сих пор вызвало в душе Кирилла сладкое томление. Девочка была старше его, почти незаметная разница. А тело ее пахло весной, расцветшей сиренью, пеньем птиц. Согретыми под солнцем васильками. Сколько он не искал подобия, все напрасно.

Оглядываясь назад, он так же вспоминает тот день, когда встреча со странным господином, попросившего подбросить его до отеля в центре, стала золотым ключиком на Полу Чудес.

Был апрель 2010 года.

Кирилл, проводив Софию в очередную командировку, шел по аэропорту в поиске аптеки. Голова безжалостно раскалывалась от перепада атмосферного давления.

Растворимого аспирина на полках не нашлось. Он направился к кассе, чтобы спросить фармацевта о замене, и его внимание привлек иностранец, растерянно рассматривающий соседний стеллаж. Блондин с волнистыми волосами, стянутыми кожаным ремешком в хвост, выше среднего роста, одетый в дорогое, идеально подогнанное по фигуре кашемировое пальто, нерешительно мял в руках шляпу из фетра. Он явно потерялся в незнакомых названиях. Кирилл задержался, разглядывая щеголя. Легкий загар на скулах предполагал вернувшегося из недавнего отпуска европейца. Стать, горделивая посадка головы, изящество жестов, дорогие аксессуары выдавали аристократа. Мимолетный взгляд ярко синих глаз незнакомца, краткий визуальный контакт, вызвал в молодом человеке невольную дрожь. Кирилл смущенно отвернулся.