Паноптикум. Книга первая. Крах - [244]

В этот момент изображение погасло, а спустя несколько секунд снова возобновилось. Теперь трансляция шла с внутренних камер обезьяньего вольера, предоставляя зрителям разные ракурсы его осторожно любопытствующих обитателей, собравшихся вокруг кушетки с подопытным, которая стояла посреди загона. Интерес приматов к инфицированному сородичу сдерживал огромный доминирующий самец, который, вздыбливая на теле шерсть, придавал себе таким образом властный и устрашающий облик.

Внезапно, прикованное к кушетке тело инфицированной обезьяны несколько раз дёрнулось, как будто того ударили мощным электрическим зарядом. Говарду, наблюдавшему эту картину, стало даже немного не по себе, когда он увидел открывшиеся глаза подопытного примата. Налитые кровью, они ничего не выражали, кроме лютой злобы. Окружавшие его сородичи подняли испуганный гвалт, разбежавшись по углам загона, в то время как инфицированный примат начал издавать лающие и рычащие звуки, пытаясь освободить свои привязанные к кушетке лапы. Разорвав путы, он, вскочив на четвереньки, бросился к ближайшим сородичам, нанося им многочисленные укусы и удары лапами. Даже альфа — самец — один из немногих, кто пытался оказать активное сопротивление нападающему, рухнул со второго яруса вольера на бетонный пол, обагрив его своей кровью, хлещущей из разорванного горла.

Когда бойня закончилась, помимо окровавленного инфицированного самца в вольере осталась лишь одна живая, тихо скулящая обезьяна, забившаяся в угол. Агрессор тяжело дышал, но продолжал буйствовать, переключившись на доктора Грэма, который, стоя за бронированным стеклом, удовлетворенно наблюдал за происходящим. Инфицированный, издавая громкие звуки, продолжал кидаться на стекло даже тогда, когда его морда от мощнейших ударов о препятствие уже превратилась в одну большую кровавую гематому.

Последняя запись запечатлела то, что, по мнению Говарда, вообще не укладывалось в здравый смысл: по тому же вольеру, шатаясь, расхаживали окровавленные приматы. У некоторых из них были сломаны конечности, но, казалось, они не обращали на это никакого внимания, медленно передвигаясь по загону, словно сомнамбулы. Альфа — самец, на горле которого зияла рваная рана, закатив глаза, медленно поворачивал голову из стороны в сторону. Лишь одна обезьяна в этом странном сообществе вела себя не как все: молодая самка энергично прыгала по вольеру, безумно крича, но никто из сородичей не реагировал на её поведение.

На этом запись закончилась, а в самой демонстрационной вспыхнул свет. Доктор Грэм, вскочив на ноги, встал лицом к высокопоставленной публике, словно человек, ожидающий насладиться бурными аплодисментами за проделанную работу. Но его встретили недоумевающие, немного испуганные лица. Говард, переглянувшись со своими спутниками, решил первым нарушить неловкую паузу.

— Что это было, доктор Грэм? — произнёс он, вопросительно посмотрев в сторону улыбающегося Зигфрида.

— Да, да, да, мистер Браун, — затараторил доктор, вытягивая в останавливающем жесте руку, — позвольте, я сейчас всё объясню… В столице, по заданию Генштаба метрополии, я работал над одним засекреченным проектом и то, что вы сейчас увидели, является результатом этой работы…

Доктор Грэм замолчал, с деловым видом поправил галстук, а после продолжил:

— Как вы могли наблюдать ранее, на самце шимпанзе по кличке «Бой» был проведён лабораторный тест. Я ввел ему экспериментальную сыворотку, которая за три часа полностью изменила нервную и эндокринную систему шимпанзе, сделав его сверхагрессивным по отношению к своим сородичам, в том числе и прямого родства. Нападению со стороны подопытного не подверглась лишь самка шимпанзе, которой был поставлен антидот. Антидот стимулирует железы самки выделять особые феромоны, которые блокируют агрессию со стороны инфицированной особи…

Говард, подперев пухлую щёку пальцами руки, смотрел куда— то в пол. Увиденное зрелище запечатлелось чередой неприятных картин в его памяти и он, морща нос, разочарованно думал о докторе Грэме, увлеченно рассказывающем подробности продемонстрированного эксперимента. Браун дал работу Грэму в надежде на то, что тот облегчит мучения его сына — альбиноса Генри, страдающего редкой формой рака, но вместо этого, Зигфрид сосредоточился на совсем другой работе.

— …микроорганизмы, чьё происхождение ставит в тупик массу именитых биологов, — продолжал говорить доктор Грэм, важно расхаживая по подмосткам демонстрационной комнаты. — Моя модификация этих одноклеточных, полученная с помощью радиоизотопного метода, и есть тестовая сыворотка, продемонстрированная вам ранее…

— Доктор Грэм, — произнёс Говард, скрестив пальцы рук на животе, — боюсь, что ваши исследования не получат дальнейшего финансирования…

— Но мне нужно совсем немного… — попытался вставить реплику Зигфрид.

— Нет, Грэм, хватит. Вы уже и так, судя по жалобам ваших коллег, извели весь подопытный материал на свои эксперименты. Сначала научите обезьян гораздо быстрее размножаться, а уже потом устраивайте кровавые оргии в лабораторном вольере, причём за свой счет…

— И это говорит тот, кто желал уничтожить Хуанди? — доктор Грэм явно рассердился. — Неудача «Зевса» сделала вас другим человеком?