Паническая атака - [30]

Я хохотал над собой, я над собой издевался. Ты, иронист и недоверщик, попался на кусок тухлятины. Это до чего же надо дойти, чтобы поверить, будто бы Бог может работать на пару с каким-то доильным аппаратом! У моей души — какая бы она ни была — нет вымени! Я был изобретателен в самобичеваниях, и самоехидство мое было остроумно, но вместе с тем я со все большим ужасом ощущал, что ни одна из ног моего личного черта-мутанта не сошла с меня. Копыто тоски чувствовалось сильнее всего. Ну, хорошо, раскусил я шарлатана, но что теперь делать? Кроме того, может, он и не шарлатан вовсе. Статься может, что его лекарства кому-нибудь и помогают. Лекарство не виновато в том, что кому-то кажется дурацким и ничтожным. И выздоровевшему плевать, что кто-то, мнящий себя сильно высоколобым, считает его лекарство обязанным не действовать. Тут высоколобость и ум оказываются далеко не одним и тем же. Ведь умнее быть здоровым и не задумываться, почему он здоров, чем видеть всю нелепость лекарственного средства и мучиться. С другой стороны, человек ведь может хотеть себе мучений. Мучений как высшей реальности. «Страдать, молиться, верить и любить». Но сначала обязательно «страдать».

Я внимательно, насколько был в настоящем состоянии в силах, всмотрелся в себя. Хочу страдать?! Тут надо, по всей видимости, договориться, что имеется в виду. Есть виды страдания, которые очищают, взрослят, возвышают. Но есть, вне всякого сомнения, и те, что уродуют и убивают. Страдания бессмысленные, ни к чему не ведущие. Пытка, гарантированно заканчивающаяся смертью, вот самый простой пример. Взять хотя бы зараженного бешенством. (Да выгони ты, наконец, эту собаку!) Самое в этой проблеме главное, что страдающему в момент страдания никогда не известно, какому виду муки он подвергнут — плодотворному или изничтожающему. Хотя, может быть, в этом-то и весь смысл. Если бы человек знал, что мученья его гарантированно пропадут сами собой через какое-то время, то они тут бы и пропали, превратившись просто во временную болезненную неприятность. Ну вот что сейчас происходит со мной? Что за причина этой депрессивной тоски?

Мысль остановилась, сделала несколько шагов назад и ухнула в колодец, до краев налитый тьмой.

Депрессия.

Словно в ответ на это свистящее словцо, тоска так сдавила то, что я считал своей душой, что я зашатался, сделал неловкий шаг в сторону и оперся о ствол дерева.

Конечно, конечно же одновременно с ужасом и странным облегчением понимал я и будто бы широкими жестами освобождал неожиданную находку от слоев лукавой упаковки: до свидания, великолепные кардиологи! прощайте, самоуверенные гомеопаты! бывайте, боговдохновенные костоправы! Всех вас я беспокоил зря, просто все эти месяцы я подсознательно уворачивался от своего жутковатого жребия, искал планидку поприятней. На страницах прочитанной мною медицинской и знахарской литературы слово «депрессия» попадалось, и часто, но я каждый раз его обруливал, отгоняемый неосознаваемым страхом. И вот теперь столкновение в лоб.

Где здесь ближайший книжный магазин с медицинским отделом?

Вот что я выяснил.

Если у вас подавленное настроение, изменение аппетита (в ту или иную сторону — все равно), если вы просыпаетесь, не чувствуя себя отдохнувшим, если у вас вообще нарушения сна и перестали доставлять удовольствие вещи и занятия, которые прежде его доставляли, если вам трудно стало общаться с людьми, появились беспричинная раздражительность и преувеличенное чувство вины по поводу и без всякого повода и все эти симптомы имеют место не менее двух недель, то вы больны депрессией.

В той или иной степени имеем все. Кроме чувства вины. Это-то и странно. При всех напастях я имею наглость еще быть удовлетворенным собой! Чувство вины, насколько я понимаю, вообще должно просыпаться первым. Оно вообще спать не должно. Максимум дремать! Как не до конца преступный часовой. Что я, никому никогда не делал ничего плохого?! Да сколько угодно, в основном, правда, по мелочам и непреднамеренно. Значительными подлостями украшена первая половина моей средней по длине жизни. Только не будем сюда сворачивать, хватит с меня того, что творится со мной сейчас.

Надо что-то делать!

И понятно что — надо лечиться! До сих пор я занимался черт знает чем, депрессуха маскировалась, чтобы без помех пожирать доставшийся организм, и я раз за разом поддавался на ее обманки.

Встал на напольные весы. Не хватает семи килограммов, ничего удивительного. Всю неделю питался кефиром и черной смородиной из тещиного сада, о котлете или супе даже думать тошно! И вдруг я жутко испугался своего таяния, как будто Деда Мороза заманили в сауну. Испугался, и это при моем вечном желании похудеть! Жизнь окончательно вывихнулась.

Но, дорогой, у тебя ведь один способ лечиться, давнишний, проверенный, — голодать. Перешерстил свою библиотечку, начиная с «Голодаря» и до главы из собственного первого романа «Пир», где описан личный опыт этой нетрадиционной терапии. В промежутке улеглись Брэгг и компания. Было ясно, что тут тремя и даже десятью днями не обойтись. Два десятка лет назад я голодал два десятка дней, но теперь уже силы не те и уверенность в успехе какая-то не слишком уверенная.