Панчо Вилья - [71]

Обрегон приветливо принял своего прежнего врага и обещал оказывать помощь труженикам «Канутильо». О прошлых распрях не вспоминали. Вилья вновь подтвердил, что не намерен участвовать в политической жизни. Расстались они, как добрые, старые друзья.

«Канутильо», точно магнит, притягивало к себе бывших бойцов Северной дивизии. К концу второго года на землях кооператива уже поселилось около двух тысяч старых соратников Вильи. Не без беспокойства отмечали журналисты, что все члены кооператива имели оружие — маузеры и винтовки. Но в этом не было ничего удивительного. Во время революции в Мексике все настолько привыкли к оружию, что оно превратилось в неотъемлемую часть мужского одеяния. И в городе и в сельских местностях все носили пистолеты и пускали их в ход, когда требовалось защитить поруганную честь, наказать грубияна или восстановить справедливость. Но две тысячи хорошо вооруженных и закаленных бойцов, возглавляемых Вильей, внушали немалый страх всем, кто эксплуатировал трудящихся. Ведь в любой момент Вилья и его мирные хлебопашцы могли оседлать коней, превратиться в грозную силу, повести за собой широкие массы бедняков на новую революцию, более глубокую и коренную, чем предыдущая.

Вилью посещали его старые друзья. Желанным гостем был инженер Торрес. Правительство обещало ему за участие в мирных переговорах с Вильей награду в 100 тысяч песо, но так ее и не выплатило. Радостно встречал Вилья доктора Хосе де Лилье Борху. Теперь доктор гордо именовал себя «хирургом, акушером и личным врачом генерала Франсиско Вильи».

Приезжали в «Канутильо» не только старые друзья. Бывали здесь и надоедливые журналисты, охотившиеся за очередными сенсациями, любопытные туристы из США, искавшие сильных ощущений и мечтавшие сняться с тем, кто отважился напасть на Колумбус. К Вилье шли ходоки из далеких асиенд с жалобами на непрекращавшиеся притеснения помещиков. Его посещали железнодорожники Торреона. К нему приходили вдовы безвестных героев революции и даже студенты и учителя. Из разговоров с ними Вилья узнавал о заботах и нуждах простых людей, о том, что в стране много несправедливости и народное недовольство растет, о том, что его братья по «крови и расе» готовы продолжать борьбу за более справедливый социальный порядок. Эти встречи и беседы убеждали Вилью в том, что народ продолжает верить в него и надеется на его защиту.

Теперь, впервые в своей жизни, Вилья получил возможность постоянно читать газеты и журналы, которых он выписывал великое множество. Он живо интересовался международными событиями, борьбой рабочих и крестьян в других странах мира. Однажды Вилью посетил революционный художник Ривас, побывавший в далекой России, где рабочие и крестьяне строили новое, справедливое общество.

— А не видел ли ты в России моего друга Джонни Рида? — спросил Вилья Риваса.

— Джонни Рид умер от тифа в Москве. Русские рабочие похоронили его на Красной площади, там, где покоятся останки героев их. революции. Ленин любил и уважал Рида, который рассказал людям всего мира о революции большевиков в книге «Десять дней, которые потрясли мир».

— Говорят, что Джонни Рид написал и о мексиканской революции книгу, в которой рассказал обо мне. Но я его книг не читал. Джонни Рид был хорошим американцем, он был революционером. Простые люди во всем мире были ему братьями. От него я впервые услышал слово «социализм». Вначале я думал, что это какая-то вещь, но Джонни объяснил мне, что социализм — такой порядок, при котором нет помещиков и капиталистов, а все люди живут в братстве и трудятся на благо всех.

У старого бойца появилась в «Канутильо» даже библиотека, которой он очень гордился. В ней были приключенческие романы Сальгари и Майн Рида, словари, сказки «Тысячи и одной ночи» и трактаты по поваренному искусству.

Панчо был занят мирными делами. Он думал только об одном: как улучшить жизнь своих бывших бойцов. Ведь именно за это они сражались и проливали кровь. Не в этом ли для него и для них смысл жизни?

— Между тем над Мексикой вновь собирались грозные тучи. В 1924 году должны были состояться вторые после революции президентские выборы. А какой революционер, если ему была дорога судьба родины, мог оставаться в стороне от такого события?

ПРОКЛЯТАЯ МЫШЕЛОВКА

Еще задолго до выборов, в начале 1923 года, определились кандидаты в президенты: Кальес и Адольфо де ла Уэрта, оба генералы и члены правительства Обрегона. Было известно, что Кальеса поддерживал сам Обрегон и большинство офицеров. Дон Адольфо был вначале кандидатом всех тех, кто выступал против коррупции и демагогии правительства, за углубление и расширение революции.

Из двух кандидатов в президенты Вилья предпочитал дона Адольфо. Это с ним Вилья и его бойцы подписали мир. От него получили они землю «Канутильо», займы и инвентарь, благодаря которым смогли создать цветущее хозяйство. Вилья никогда не питал вражды к дону Адольфо. Иначе относился он к Кальесу.

«Турок», как называли Кальеса, который был сыном левантийских эмигрантов, не любил Вилью. В течение ряда лет Кальес, находясь в штате Сонора, вел борьбу против союзника Вильи генерала Майторены. Даже когда Панчо уже вел переговоры с правительством, Кальес предлагал покончить с ним, как это было сделано с Сапатой. Вилья знал это. Поэтому он готов был поддержать кандидатуру дона Адольфо не только словом, но в случае надобности и оружием. Кальес боялся, что Вилья с его людьми при желании в любой момент мог перерезать железнодорожные пути, ведущие от американской границы к столице, и вместе с доном Адольфо начать новый поход на Мехико.