Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе) - [39]

Светило яркое солнце, голубело небо. Дорогу перебегали, спеша на пляж, загорелые красивые девчонки с обнаженной грудью в крохотных бикини. Наверное, спешили не только девушки и не только красивые, но других он не замечал. Заглядывался лишь на красоток. Может, поэтому и не обратил внимания на двух мотоциклистов — один за рулем, другой в заднем седле, — догнавших его и некоторое время ехавших рядом. У очередного светофора, как раз когда восхищенный Тринко впился взглядом в великолепную загорелую русалку, мотоцикл поравнялся с машиной. Сидевший сзади мотоциклист легко соскочил и, открыв дверцу машины, уселся рядом с Тринко.

— Поехали, не видишь, зеленый, — тихо сказал он пораженному хозяину «Осьминога» и упер ему в бок пистолет. — Поехали и не вздумай устраивать цирковые номера.

Тринко, белый как полотно, вел машину не замечая дороги. Его пассажиру, чье лицо скрывали темные мотоциклетные очки, приходилось то и дело подсказывать дальнейший путь.

За городом на пустынном участке их догнала машина. Из нее вылезли двое мрачного вида мужчин, пересели на заднее сиденье автомобиля Тринко.

Когда прибыли к каменоломне, Тринко уже знал, что его ждет. Впрочем, он догадался об этом еще раньше — когда те пересаживались к нему. Ужас, охвативший его, был так велик, так леденил душу, что под конец он уже ничего не соображал и вел себя подобно человеку, принявшему лишнюю дозу снотворного.

За всю дорогу никто не произнес пи слова. Так в гробовом (подходящее к случаю слово) молчании доехали до заброшенной каменоломни, вышли из машины.

На Тринко надели наручники. Мотоциклист осторожно подвел автомобиль к самому краю пропасти, отпустил тормоза.

Только тогда Тринко пришел в себя. Отчаянным усилием он вырвался из державших его рук, побежал, крича во все горло. Так разве в наручниках далеко убежишь, разве в глухой расщелине кто услышит крик о помощи...

Его догнали, потащили обратно, он ползал на коленях, молил сохранить жизнь, обещал, что все наладит, что отдаст все свои деньги, пытался что-то объяснить.

Его никто не слушал. Просто подволокли к машине, запихнули внутрь, захлопнули дверцу и, поднажав втроем, столкнули ее в пропасть.

Раздался глухой крик, грохот металла и камней. Бензина в баке почти не осталось, поэтому машина не сильно обгорела.

Убийцы так же молча постояли, покурили на краю пропасти, наблюдая, как медленно рассеивается пыль, как вялые красные язычки облизывают металл...

Минут через десять раздался тихий сигнал, подъехала большая черная машина, забрала всех и укатила.

Таких машин тысячи на дорогах. И сколько следователи ни расспрашивали, никто ничего не видел, не помнил.

В обеденный час в «Сети» явился хорошо знакомый Бручиани Банкир. На этот раз он не сел за столик, не улыбался, не произносил красивых фраз. Но деловит был по-прежнему. Они прошли в кабинет хозяина, и там Банкир произнес небольшую речь.

— Вот что, Бручиани, вы нанесли нашей фирме финансовый урон. Мы вам простили первый раз, предупредили. Сейчас прощать не намерены. Урон измеряется следующей суммой, — и он назвал цифру, от которой у Бручиани глаза полезли на лоб. — Потрудитесь вернуть в десятидневный срок.

— Но в чем моя вина? — пытался протестовать Бручиани. — Я же не могу отвечать за этого тряпку-тренера, за какого-то самодура-мальчишку, за...

— Бручиани, Бручиани, — перебил его Банкир. — Какое дело человеку, заказавшему дом, что рабочие строительной фирмы объявили забастовку или, скажем, все заболели ангиной. Это уж пускай дирекция ломает себе голову. А заказчику подавай дом, и притом в обусловленный срок. Или плати неустойку. Так? Если я закажу у вас черепаший суп, то с кого вы спросите за его отсутствие — с поваренка или шефа? Вы уж сами разбирайтесь с вашими людьми, а мы имеем дело только с вами. Так вот вам цифра и вот календарь. Пометьте себе двадцать восьмое число. И постарайтесь не просрочить. До свидания.

Банкир встал и направился к двери.

— Погодите, — взмолился Бручиани, — почему я один? Нас же двое. Есть Тринко. Почему он не платит?

— Должен вас огорчить, Бручиани, — и Банкир устремил на него ледяной взгляд своих выцветших глаз. — Ваш партнер Тринко почил в бозе. Увы.

— Как?.. Почил... Когда? — Бручиани почувствовал, как на спине у него выступил холодный пот.

Банкир внимательно посмотрел на часы.

— Примерно два часа назад. Об этом, правда, никто пока не знает. Сообщаю вам первому. Еще раз до свидания.

Он вышел, тихо прикрыв дверь. Бручиани упал в кресло, рванул воротничок рубашки так, что полетели пуговицы. Он задыхался.

— Джина! Джина! — отчаянным голосом завопил Бручиани.

Джина вбежала с испуганным лицом.

— Что случилось? Тебе плохо?

— Это ужасно, это ужасно,—причитал Бручиани. — Они-таки убили его. А теперь убьют меня. Это ужасно...

— В чем дело? — спросила Джина будничным голосом.— Перестань устраивать истерики и объясни.

Бручиани шатаясь подошел к стенному бару, залпом выпил пузатую рюмку коньяка.

Потом изложил жене все подробности визита Банкира.

— Что делать? — закончил он свой рассказ.

— Надо подумать, посоветоваться...

— С кем? С кем о таких вещах можно советоваться, сама посуди.