Памятник Дюку - [18]

Курсанты уже вернулись с утренней зарядки и шумно толпились в умывальнике. Для порядка я заглянул в помещение своего взвода — дневальный уже равнял застеленные койки.

Отдав несколько распоряжений моему заместителю Красильникову, я вошел в канцелярию.

Попов сидел на своем месте и втолковывал старшине, что нельзя надолго оставлять запасные аккумуляторы и радиостанцию без дозарядки. Старшина, конечно, это прекрасно знал и сам, но как-то прохлопал.

Лукина не было, командир второго взвода Кириллов дежурил по училищу, так что невольно я оставался с Поповым с глазу на глаз.

А он уже стал торопливо закругляться, чтобы поскорее отпустить старшину — через несколько минут роте идти на завтрак.

Я занялся планом занятия. Вторые два часа у курсантов — работа на быстродействующих аппаратах, этот предмет веду я.

Наконец за старшиной захлопнулась дверь, и из коридора донеслась его зычная команда: «Становись!»

Я продолжал писать, не поднимая головы. А Попов делал вид, что просматривает газету, но я все время чувствовал на себе его нетерпеливые взгляды. Наконец он кашлянул и сказал:

— Ну, Березин, прочувствовал вчерашний разговор?

— Прочувствовал, товарищ командир роты! — ответил я, взглянув на него и тут же снова обращаясь к своему делу.

— К каким же выводам пришел?

— К тем же, товарищ командир роты!

Он усмехнулся:

— Очень хорошо, что ты не забываешь, кто у тебя командир роты!.. — Он пошуршал газетой, сложил ее и поднялся: — Вот что я тебе, Березин, скажу! Я тоже продумал наш разговор!.. Конечно, ты еще молод! И знаешь, что я не очень-то приветливо тебя принял в роту! Но это — другое дело!.. Прошлое!.. Не будем его тащить!.. Есть у тебя и еще недостатки… Невыдержанность!.. И все же, все взвесив, я решил, что поддержу тебя! Командиру нужно партийное воспитание! А тебе особенно!.. Ты начинаешь жить.

Я уже не мог писать свой конспект. Уперся взглядом в стол и не знал, что ответить. В голосе Попова не прозвучало ни одной мягкой нотки. Он говорил сурово, без всякого желания показать свою доброту. Он говорил то, что думал, нисколько не заботясь о форме.

— А как же со взысканием? — спросил я.

— Сколько времени уже прошло? Почти полгода, — прикинул Попов, — можно просить начальника училища о снятии!.. Но помни, Березин: примем в партию — в десять раз сильнее трясти тебя стану!..

Я промолчал. Черт возьми, действительно прав Лукин — хороший человек Попов!

— Ну, все понял, Березин?

— Понял!

— Как у тебя с рекомендациями? У кого берешь вторую?

— Хочу к одному старому товарищу проехать, — сказал я, внимательно смотря в лицо Попова, — мы с ним с самого детства дружим! — Я выдержал паузу. — А вы, Андрей Федорович…

Я не договорил — помешал зазвонивший телефон.

— Попов! — снял трубку ротный. — Нет Лукина! Кто спрашивает?.. От профессора Анохина? — Он подмигнул мне: вот, мол, каков Лукин, им профессора интересуются. — Когда?.. Хорошо, передам! — И, положив трубку, сказал: — Передай Лукину, что завтра консультация у профессора откладывается. У профессора — грипп!..

Пока он говорил по телефону, в канцелярию снова вернулся старшина. Он привел роту с завтрака и теперь собирал свои учебники.

Дверь приоткрылась, и Красильников знаком попросил меня выйти. Оказалось, что заболел курсант Васильчиков, у него высокая температура, и его уже отправили в лазарет. Потом надо было разбираться с Терехиным, который только что схватил двойку по английскому языку. Узнать, что он не усвоил, сумеет ли сам догнать группу или ему надо помочь. Тут же выяснилось, что у командира отделения Бурдина плохи дела дома. Отец пишет из деревни, что ему не дают льгот, положенных старым родителям, у которых взрослые сыновья служат в армии. Я забрал у Бурдина письмо, чтобы, показав его в штабе, выслать старикам необходимый документ. У Шахова раньше срока износились сапоги, Красильников передает мне его рапорт, а я должен, утвердив его у командира роты, передать в хозяйственную часть, чтобы выписали другие. И еще надо поговорить с Алексеевым, который совсем забросил физкультуру и отлынивает от утренней физзарядки.

Короче, те десять минут, которые даются курсантам, чтобы, забрав учебники, снова построиться и идти в классы, я непрерывно отвечал на вопросы, давал указания и набирал дела, которые надо решить к вечеру, когда времени для общения будет больше.

Проводив взвод на занятия, я спустился этажом ниже и застал секретаря партбюро батальона Кошелева как раз в тот момент, когда он выходил из комнаты комбата. Так как коммунистов в батальоне много и дел у Кошелева столько, что он даже по воскресеньям не имел отдыха, недавно его сделали освобожденным. Это усилило его авторитет.

Он года на три старше меня, в партии уже четыре года и секретарем партбюро выбран второй раз. До своего освобождения он командовал взводом в третьей роте и сумел вытянуть его на одно из первых мест в училище.

Я прекрасно знал эти короткие анкетные сведения, потому что где-то в глубине души завидую его умению быстро и толково вникать в суть дела. Он бывает резок, и это тоже мне нравится. И еще мне по душе его независимость. Он умеет держаться в отдалении ото всех и никогда никому не передает того, что услышал от другого.