Память (Книга вторая) - [10]

— И «Святославлич», «Гориславлич» — архаичные славянские лексические формы, имеющие соответствия в сербскохорватском.

И она, конечно, знала, что ее дальняя родственница историк Мария Михайловна Богданова на Бестужевских курсах изучала языки, литературу и историю западнославянских народов.

— Кроме того, я разберусь в истории западных и южных славян, а то тебе все некогда! И родина сербскохорватского языка удивительно интересна, и наш предок принял когда-то в общество Соединенных славян единственного серба, и…

— Ну, это Иван Горбачевский считал Викентия Шеколлу сербом, а я не перепроверял.

— Хорошо, я найду время и проверю!

Что ж, у нее пятерочный аттестат и языки вроде бы идут; к концу нашего месячного пребывания в Польше она уже начала немного почитывать и поговаривать на польском, найдя этот язык мелодичным и красивым, несмотря на обилие шипящих и трудные в произношении группировки согласных.

— И еще наш предок со своими товарищами мечтал соединить всех славян в дружную семью…

Короче, аргументов в пользу выбора специальности набралось предостаточно, и-в добрый бы час!.. А пока едем по московским улицам к центру-они просторны еще, но вот поток встречных и попутных машин погустел, улицы словно сузились.

— Удивительное совпадение! — услышал я голос дочери. — Па! Катя, оказывается, тоже играет и у нее тоже есть собака.

Плохое совпадение — хорошо вроде бы живем, пианино и собак держим, но стандартно, даже в мелочах одинаково.

— Катя тоже на филфак мечтает? — спросил я, ожидая очередного удивительного совпадения.

— Нет, я на исторический.

— А что думаешь изучать?

— Конечно, русскую историю!

— Почему именно русскую?

Серый глаз в зеркальце исчез, ответа я не дождался. Пересекли Садовое кольцо. Как всегда в таких случаях, мне хотелось мимоходом порассказывать Иринке, чего сам знал о памятных строениях по сторонам, на которых отложилась родная история — имена, даты, события, но за спиной слышался неостановимый девчоночий щебет об учителях, подружках, кино, гребле, лыжах н прочем, что мнг было неинтересно, и я перестал слушать — пусть пощебечут, однако, отдохнут от событий и дат, скоро им станет на до щебета…

А я для себя решил объехать Кремль-это на досуге всегда прекрасный десятиминутный праздник.

С моста вырастают башни Антонпо Солярио, потом на мгновение околдовывает бессмертное творение Бармы Постника… Смотрю вперед, на дорогу, но уголком глаза вчжу недавно раскрытые и уже неотъемлемые от Москвы архитектурные сокровища Зарядья-Варвара с классическими портиками на обе стороны, английское подворье-XVI век! Эго Петр Дмитриевич Барановский, когда его привели сюда, на руины старых кирпичных стен, пощупал их руками, погорбился, пощурился и первым сказал: «Шестнадцатый, можете не проверять», а вскоре нашли нож английской работы и пломбы… Максим Блажен— ный, колокольня и собор Знаменского монастыря возвысились следом, братские кельи, палаты бояр Романовых, Георгий, Китайгородская стена, а за чужеродной гостиницей, загородившей полнеба, считай, почти не видно маленького белоснежного чуда со сложным именем — церкви Зачатия святой Анны, что в углу Зарядья…

Девчонки щебетали, не замечая ничего, кроме себя, и я, сделав большой круг, вернулся опять к Кремлю по Большому Каменному мосту. Вот за его выгибом возник, как старая умная сказка, непревзойденный Баженов, потом Бове, Казаков с Жилярди, Жолтовский, опять Казаков, снова Бове, Шервуд, Мюр и Мерилиз, Валькот с мозаикой Врубеля, Монигетти, Померанцев… Площадь Дзержинского, Кузнецкий мосг, улица Жданова.

— Ира, — не выдержал я под конец. — Вон за тем домом стоит, между прочим, Никола-в-Звонарях. Там интересный декор поверху, а в куполе круглые люкарны, как в первом, никоновском, шатре Воскресенского собора. Проектировал и строил русский архитектор Карл Иванович Бланк.

— Сейчас посмотрим.

— А его дочь Екатерина Карловна была матерью декабриста Николая Басаргина…

— Удивительное совпадение, — задумчиво проговорила Ирина. — Матерью нашего предка-декабриста, тоже Николая, была тоже Карловна, только Виктория. Француженка.

— Этого не может быть! — воскликнула вдруг Катя.

— Почему же? -удивилась дочь.

— Просто этого не может быть,-решительно встряхнула волосами Катя, но Иринка пообещала:

— Сейчас я тебе все объясню!

Оставив их объясняться, я зашел в магазин, чтоб взглянуть на книги, но так как интересных новинок не было, то быстро вернулся к машине.

— Ты сейчас узнаешь самое удивительное! — взволнованно сказала дочь.Катя, оказывается, тоже четырежды правнучка одного из декабристов, погибших в Сибири!

— Н-но! Кого же?

— Василия Петровича Ивашева.

— Ивашева, — поправила Катя.

— Не может этого быть! — вскричал в свою очередь я.

— Может, — засмеялась девушка. — И он до самой смерти дружил с Николаем Басаргиным, который был крестным отцом всех его детей.

— Верно, — подтвердил я, трогая машину, в которой вдруг оказались два потомка декабристов, и все еще не веря в столь исключительный, редчайший случай. — По какой же линии?

— Старшая дочь декабриста Мария Васильевна Ивашева-Трубникова — моя прапрапрабабушка.

Прапрапрабабушкой Иринки была тоже старшая дочь декабриста — Варвара Николаевна Юшкова, урожденная Мозгалевская, и это, кажется, еще не все совпадения! Виктория де-Розет, мать «нашего предка», была из Франции, Камилла Ледантю, жена Василия Ивашева, тоже француженка… А Катя Зайцева продолжала говорить о Марии Васильевне Ивашевой-Трубниковой: