Паломничество Чайльд-Гарольда - [7]

Вампир с улыбкой херувима ясной,

Для каждого иной, для всех равно прекрасный!

66

Пафос погиб, когда царица нег

Сама пред силой Времени склонилась,

И на другой, но столь же знойный брег

За нею Наслажденье удалилось.

Та, кто измен любовных не стыдилась,

Осталась верной лишь родным волнам,

За эти стены белые укрылась,

И в честь Киприды не единый храм,

Но сотни алтарей жрецы воздвигли там.

67

С утра до ночи, с ночи до утра

Здесь праздный люд на улицах толпится,

Плащи, мантильи, шляпы, веера,

Гирлянды роз — весь город веселится.

Повсюду смех и праздничные лица,

Умеренность на стыд обречена.

Приехал — можешь с трезвостью проститься!

Здесь царство песни, пляски и вина

И, верите, любовь с молитвою дружна.

68

Пришла суббота — отдых и покой!

Но христианам не до сладкой лени.

Ведь завтра будет праздник, и какой!

Все на корриду кинутся, к арене,

Где пикадора, весь в кровавой пене,

Встречает бык, от бешенства слепой.

Прыжок! Удар! Конь рухнул на колени,

Кишки наружу. Хохот, свист и вой!

А женщины? Как все — поглощены борьбой!

69

И день седьмой ведет заря в тумане,

Пустеет Лондон в этот день святой.

Принарядясь, идут гулять мещане,

Выходит смывший грязь мастеровой

В неделю рая на воздух полевой.

По всем предместьям катит и грохочет

Карет, ландо, двуколок шумных рой,

И конь, устав, уже идти не хочет,

А пеший грубиян глумится и хохочет.

70

Один с утра на Темзу поспешил,

Другой пешком поплелся на заставу,

Тех манит Хайгет или Ричмонд-Хилл,

А этот в Вер повел друзей ораву.

По сердцу всяк найдет себе забаву, —

Тем невтерпеж почтить священный Рог,[58]

А тем попить и погулять на славу,

И, смотришь, пляшут, не жалея ног,

С полночи до утра — и тянут эль и грог.

71

Безумны все, о Кадикс, но тобою

Побит рекорд. На башне девять бьет,

И тотчас, внемля колокола бою,

Твой житель четки набожно берет.

Грехам у них давно потерян счет,

И все у Девы просят отпущенья

(Ведь дева здесь одна на весь народ!),

И в цирк несутся все без исключенья:

Гранд, нищий, стар и млад — все жаждут развлеченья.

72

Ворота настежь, в цирке уж полно,

Хотя еще сигнала не давали.

Кто опоздал, тем сесть не суждено.

Мелькают шпаги, ленты, шляпы, шали.

Все дамы, все на зрелище попали!

Они глазами так и целят в вас.

Подстрелят мигом, но убьют едва ли

И, ранив, сами вылечат тотчас.

Мы гибнем лишь в стихах из-за прекрасных глаз.

73

Но стихло все. Верхом, как отлитые,

Въезжают пикадоры из ворот.

Плюмаж их белый, шпоры — золотые,

Оружье — пика. Конь храпит и ржет,

С поклоном выступают все вперед.

По кругу вскачь, и шарф над каждым вьется.

Их четверо, кого ж награда ждет?

Кого толпа почтит, как полководца?

Кому восторженно испанка улыбнется?

74

В средине круга — пеший матадор.

Противника надменно ждет он к бою.

Он облачен в блистательный убор,

Он шпагу держит сильною рукою.

Вот пробует медлительной стопою,

Хорош ли грунт. Удар его клинка —

Как молния. Не нужен конь герою,

Надежный друг, что на рогах быка

Нашел бы смерть в бою, но спас бы седока.

75

Трубят протяжно трубы, и мгновенно

Цирк замер. Лязг засова, взмах флажком —

И мощный зверь на желтый круг арены

Выносится в пролет одним прыжком.

На миг застыл. Не в бешенстве слепом,

Но в цель уставясь грозными рогами,

Идет к врагу, могучим бьет хвостом,

Взметает гравий и песок ногами

И яростно косит багровыми зрачками.

76

Но вот он стал. Дорогу дай, смельчак,

Иль ты погиб! Вам биться, пикадоры!

Смертелен здесь один неверный шаг,

Но ваши кони огненны и скоры.

На шкуре зверя чертит кровь узоры.

Свист бандерилий, пик разящих звон…

Бык повернул, идет, — скорее шпоры!

Гигантский круг описывает он

И мчится, бешенством и болью ослеплен.

77

И вновь назад! Бессильны пики, стрелы,

Конь раненый, взвиваясь, дико ржет.

Наездники уверены и смелы,

Но тут ни сталь, ни сила не спасет.

Ужасный рог вспорол коню живот,

Другому — грудь. Как рана в ней зияет!

Разверст очаг, где жизнь исток берет.

Конь прянул, мчится, враг его бросает,

Он гибнет, падая, но всадника спасает.

78

Средь конских трупов, бандерилий, пик,

Изранен, загнан, изнурен борьбою,

Стоит, храпя, остервенелый бык,

А матадор взвивает над собою

Свой красный шарф, он дразнит, нудит к бою,

И вдруг прыжок, и вражий прорван строй,

И бык летит сорвавшейся горою.

Напрасно! Брошен смелою рукой,

Шарф хлещет по глазам, — взмах, блеск, и кончен бой.

79

Где сращена с затылком мощным шея,

Там входит сталь. Мгновенье медлит он,

Не хочет, гордый, пасть к ногам злодея,

Не выдаст муки ни единый стон.

Но вот он рухнул. И со всех сторон

Ревут, вопят, ликуют, бьют в ладони,

Въезжает воз, четверкой запряжен,

Втащили тушу, и в смятенье кони,

Рванув, во весь опор бегут, как от погони.

80

Так вот каков испанец! С юных лет

Он любит кровь и хищные забавы.

В сердцах суровых состраданья нет,

И живы здесь жестоких предков нравы.

Кипят междоусобные расправы.

Уже я мнил, война народ сплотит, —

Увы! Блюдя обычай свой кровавый,

Здесь другу мстят из-за пустых обид,

И жизни теплый ключ в глухой песок бежит.

81

Но ревность, заточенные красотки,

Невольницы богатых стариков,

Дуэньи, и запоры, и решетки —

Все минуло, все ныне — хлам веков.

Чьи девы так свободны от оков,

Как (до войны) испанка молодая,

Когда она плясала средь лугов

Иль пела песнь, венок любви сплетая,

И ей в окно луна светила золотая?