Пальмы в снегу - [126]

Теперь настал черед Хакобо краснеть.

– Мы пока что еще не знакомы близко, – пожал он плечами. – Я сейчас здесь, а она – там…

Хулия вздохнула. Этой Кармен придется приложить немало усилий, чтобы превратить его в семейного человека.

Килиан устремил взгляд к горизонту. Он понял, что девушка значит для брата больше, чем он стремился показать, а значит, его дни в Гвинее подходят к концу. Внезапно его накрыла волна сожаления. У брата полно недостатков, но он ничего не скрывал, а сам он вынужден прятать любовь к Бисиле. Открыть тайну брату? Он не был уверен, что Хакобо правильно его поймет. Скорее всего решит, что он сбрендил. Да так оно и было – он сошел с ума.

Хулия вызвалась сходить за напитками, и братья остались вдвоем, Хакобо помрачнел.

– Что-то случилось дома? – спросил Килиан.

– Да, с Каталиной. Она серьезно больна.

Килиан почувствовал в горле комок. Хакобо кашлянул.

– Я… я с ней попрощался. Я привез письмо от мамы. Она просит тебя вернуться и побыть с ними.

– Но сейчас горячая страда! – слабо возразил Килиан. Ему было жать, что он это сказал. Сердце не хотело расставаться с Бисилой, но сестра есть сестра. Каталине выпала нелегкая доля: слабое тело и угасающее после смерти ребенка сознание. Он не видел матери и сестры уже три года. Бисила его поймет.

– Съездить домой – вообще неплохая идея, Килиан. – Брат зажег сигарету. – Грядут перемены. Ходят слухи о строительстве горнолыжного курорта рядом с Пасолобино. Понимаешь, о чем я? – Глаза его сверкнули. – Наша земля будет стоить кучу денег, а сейчас не стоит ни черта! Мы могли бы улучшить свою жизнь, работая на строительстве курорта, или же открыть собственное дело. Наша богом забытая деревушка станет туристической достопримечательностью!

Килиан внимательно слушал, а Хакобо продолжал:

– Несколько опытных инвесторов уже посетили наши края. Они говорят, что снег – белое золото для нас…

Килиан застыл. Его сестра умирает, его разлучают с любимой, а брат беззаботно болтает о будущем? Будущее не волновало Килиана, он и думать о нем не хотел. Он хотел, чтобы ничего не менялся, а его мир сузился до объятий Бисилы. Ему этого достаточно.

– Килиан… – позвал Хакобо.

– Да, прости, задумался… Да, надо съездить домой.

Домой. Он все реже и реже думал о Пасолобино, как о своем доме.

– Скоро мы все уедем отсюда навсегда, Килиан, – Хакобо покачал головой со смешанным чувством недовольства и облегчения. – В Гвинее нет будущего.

Вернулась Хулия с напитками, и пока Хакобо повернулся, чтобы приветствовать знакомую, Килиан произнес:

– Знаешь, Хулия, ты была права. Мы стареем.

Спустя несколько недель Бисила попросила Симона привести Килиана в больницу. Когда тот пришел, она показала ему рисунок квадратного колокольчика с несколькими язычками.

– Это елёбо, – пояснила она. – Он защищает от злых духов. Можно я попрошу Симона сделать тебе такой знак, чтобы защитить тебя в пути? Где-нибудь в незаметном месте. Например, на левой подмышке?

Килиану понравилась идея. Защитит или нет, но елёбо будет напоминать о Бисиле. Подмышкой, рядом с сердцем… он сможет прикоснуться к нему, когда захочет.

– Придется потерпеть, будет немного больно, – предупредил Симон. – Рисунок маленький, но сложный. Так что закройте глаза и глубоко вдохните…

– Ничего, я выдержу.

Килиан не стал закрывать глаза – он смотрел на Бисилу. Когда он в последний раз уезжал в Пасолобино, она родила сына от Моей… Ему хотелось, чтобы Бисила поверила в его скорое возвращение. Он даже не вздрогнул, когда Симон наносил скальпелем контур рисунка, а потом прикладывал горящие пальмовые угли, чтобы прижечь кожу. Огромные глаза Бисилы излучали покой, и он почти не чувствовал боли.

– Что ж, масса, – Симон закончил работу, собрал инструменты и улыбнулся, – теперь вы тоже немножко буби.

Бисила нанесла на рану мазью и прошептала:

– Мой воин буби!

Вечером Килиан метался по комнате и сходил с ума. Бисила не пришла. Он посмотрел на часы. Они даже попрощаться не успели!

Наконец, совершенно расстроенный, он лег в кровать, но вскоре тихий стук заставил его подскочить. По легким шагам он узнал Бисилу. Она пробралась в комнату и заперла дверь. Килиан вскрикнул от радости, но она велела ему замолчать и закрыть глаза. Он слышал, как на пол упала одежда, как раздались какие-то непонятные мелодичные звуки, и только потом Бисила разрешила посмотреть.

Килиан открыл глаза и задохнулся от удивления: обнаженное тело его любимой все было в ниточках тийбё. Ракушечные подвески поблескивали на груди и бедрах, спускались по стройным ногам. На голове у нее были павлиньи перьям, закрепленные деревянной шпилькой.

Она подала ему знак встать и раздела в полном молчании. Затем набрала в миску воды, высыпала в нее порошок и приготовила рыжую пасту; этой пастой она начала покрывать все тело Килиана, от стоп поднимаясь все выше и выше. Килиан млел под нежными пальцами. Он припомнил день, когда вслух пожелал, чтобы она называла его своим ботуку, и кажется, этот день настал. Он хотел обнять ее, но Бисила отрицательно покачала головой и продолжила пытку вожделением, разрисовывая живот и грудь. Затем она сполоснула руки, взяла синий и желтый порошки, вновь смешала с водой и получившейся пастой разрисовывала лицо. Закончив, взяла руки Килиана в свои.