Палитра сатаны - [15]
— Я смотаюсь с утра пораньше. Не вставайте, я сам обо всем позабочусь.
— Неужели ты воображаешь, что я позволю тебе сесть за руль без завтрака? — буркнула Гортензия и вся расцвела в заговорщической ухмылке.
Мартен решил, что не станет присутствовать при отъезде сына. Это вопрос чести, подумалось ему. Назавтра поутру он слышал на кухне какую-то возню. Но с постели не встал.
Люсьен отсутствовал двое суток. Когда вернулся, на лице его играла расслабленная, таинственная усмешка, как будто ему удалось сыграть с окружающими славную шутку. Невзирая на кипучее и нескромное любопытство Гортензии, распространяться о своем пребывании в Ла-Флеш он не пожелал. Где он ночевал? Виделся ли с Мирей? Как отнесся к его приезду Альбер? На все теткины приставания племянник отвечал одно: «Все путем!» Мартен, разумеется, запретил себе любые расспросы, чтобы сын не вообразил, будто он проявляет хотя бы отдаленный интерес к его приключению.
Через четыре дня ставни в доме Дютийолей открылись. Альбер и Мирей снова вступили под его кров. Тотчас возобновились и тайные свидания. Каждый день Люсьен поджидал молодую женщину на бывшем отцовском складе. Он отправлялся туда ровно в три. Через полчаса Мирей переходила улицу и исчезала в ангаре. Долгое воздержание так распалило обоих, что они уже не считали нужным прятаться. Заходя в бистро, Мартен выслушивал игривые намеки по поводу горячего темперамента своего сынка. Люсьена теперь называли «Менарский Козлик». Кличка была одновременно лестной и пренебрежительной. Время от времени кто-нибудь шутливо осведомлялся:
— Эй, Мартен, не слышно ли чего новенького про Мирей?
Или:
— А как там старина Альбер? Он еще проходит в дверь с парой этаких рогов?
Мартен только пожимал плечами и ворчал:
— Тебе-то что? Это только молодых касается!
— Да я о том, что слишком уж он усердствует, твой сыночек! Больно прыткий! Еще немного, и ему одной Мирей станет мало!
— Будет вам! Можно ли так злословить? — негодовала Жаклин Каниво, протирая тряпкой стойку. — Довольно!
Мартен опрокидывал свой стаканчик и торопился уйти из бистро, провожаемый сальными усмешками. Дома он остерегался пересказывать все это Гортензии: такие речи отнюдь не огорчили бы почтенную матрону, а, напротив, изрядно позабавили. Она так ревностно пеклась об интрижке Люсьена и Мирей, что охотно снабжала их всем необходимым для устройства приятного гнездышка, в котором те утоляли свои безумные желания: выдавала чистое белье, подушки, а там и коврик, ночной столик, ночник, настенные часики… Благодаря ей бывший ангар стал почти пригоден для жизни. Еще немного, и она принялась бы «навещать молодых», дабы убедиться, что у них все идет путем.
Альбер Дютийоль, напротив, и носа не высовывал наружу с тех пор, как возвратился в Менар-лё-О. Окопавшись в четырех стенах, он с мрачным ожесточением растравлял язвы своего позора. Мартен не осмеливался нарушить покой друга, избравшего удел затворника. Он опасался со стороны Альбера дурного приема, а то и упрека, что Мартен косвенно виновен в его невзгодах. Виновен, ибо причастен к тому, что творит его сын. Так что ему пришлось отречься от былой дружбы, некогда питавшей его гордость и дававшей отраду сердцу. Горечь такой жертвы ощущалась не на шутку. Иногда он говорил себе, что, доведись быть рогоносцем ему, он бы едва ли страдал сильнее. В эти минуты Мартен испытывал к Альберу Дютийолю такое братское сочувствие, что сам чуть не плакал при виде сынка, спешащего на тот проклятый склад.
Ах, хоть бы Люсьену подвернулась работенка, способная занять его на целый день и убрать из деревни! Но, несмотря на регулярные походы на биржу труда в Питивье, парень ничего не находил. Ему, как он объяснял, предлагали только «что-нибудь совсем тухлое». Послушать его, вся беда в том, что ему не хватает квалификации, чтобы получить место. А может, он слишком много хочет? Или попросту вообще не желает работать? Пока Мирей удерживает его здесь, он только и пригоден, чтобы любовь с ней крутить. Благо есть тетка и отец, чтобы обеспечить ему жилье и еду. Вот и Гортензия считает, что состояние «как сыр в масле» вполне нормально для двадцатипятилетнего безработного мужика. Стало быть, роптать бесполезно. Ведь даже Альбер, про себя кляня всех и вся, терпит ради мира в своем дому.
Все чаще и чаще Мартен просил Гортензию раскинуть картишки, чтобы заглянуть в будущее — его и Люсьена. У нее был дар успокаивать брата туманным и выспренним слогом своих предсказаний. Ее толстое красное лицо застывало как маска, приобретая невозмутимую значительность сфинкса. Торжественный голос словно блуждал в поднебесных далях, прежде чем слететь вниз и дойти до людского уха:
— Вижу яркое свечение… большие доходы… Червовая дама желает тебе зла…
Однажды вечером, когда Гортензия в который раз раскинула на столе карты, кто-то с силой забарабанил в дверь. Она открыла. На пороге стояла Жаклин Каниво, хозяйка здешнего бистро. На лице ужас. Глаза вытаращены. Трясущимися губами она выпалила:
— Быстро! Идемте! Альбер Дютийоль повесился.
Хоронить пришла вся деревня. Заупокойной службы не было, но мэр, господин Шарль Бланшо, на кладбище перед гробом произнес несколько простых фраз. Он рассказал, с каким уважением и теплотой относились жители Менар-лё-0 к покойному, человеку во многих отношениях исключительному, чьи знания, гражданские добродетели и сердечная доброта ценились по заслугам не только в кантоне и в департаменте, но даже за их пределами.
Кто он, Антон Павлович Чехов, такой понятный и любимый с детства и все более «усложняющийся», когда мы становимся старше, обретающий почти непостижимую философскую глубину?Выпускник провинциальной гимназии, приехавший в Москву учиться на «доктора», на излете жизни встретивший свою самую большую любовь, человек, составивший славу не только российской, но и всей мировой литературы, проживший всего сорок четыре года, но казавшийся мудрейшим старцем, именно он и стал героем нового блестящего исследования известного французского писателя Анри Труайя.
Анри Труайя (р. 1911) псевдоним Григория Тарасова, который родился в Москве в армянской семье. С 1917 года живет во Франции, где стал известным писателем, лауреатом премии Гонкуров, членом Французской академии. Среди его книг биографии Пушкина и Достоевского, Л. Толстого, Лермонтова; романы о России, эмиграции, современной Франции и др. «Семья Эглетьер» один роман из серии книг об Эглетьерах.
1924 год. Советская Россия в трауре – умер вождь пролетариата. Но для русских белоэмигрантов, бежавших от большевиков и красного террора во Францию, смерть Ленина становится радостным событием: теперь у разоренных революцией богатых фабрикантов и владельцев заводов забрезжила надежда вернуть себе потерянные богатства и покинуть страну, в которой они вынуждены терпеть нужду и еле-еле сводят концы с концами. Их радость омрачает одно: западные державы одна за другой начинают признавать СССР, и если этому примеру последует Франция, то события будут развиваться не так, как хотелось бы бывшим гражданам Российской империи.
Личность первого русского царя Ивана Грозного всегда представляла загадку для историков. Никто не мог с уверенностью определить ни его психологического портрета, ни его государственных способностей с той ясностью, которой требует научное знание. Они представляли его или как передовую не понятную всем личность, или как человека ограниченного и даже безумного. Иные подчеркивали несоответствие потенциала умственных возможностей Грозного со слабостью его воли. Такого рода характеристики порой остроумны и правдоподобны, но достаточно произвольны: характер личности Мвана Грозного остается для всех загадкой.Анри Труайя, проанализировав многие существующие источники, создал свою версию личности и эпохи государственного правления царя Ивана IV, которую и представляет на суд читателей.
Анри Труайя – знаменитый французский писатель русского происхождения, член Французской академии, лауреат многочисленных литературных премий, автор более сотни книг, выдающийся исследователь исторического и культурного наследия России и Франции.Одним из самых значительных произведений, созданных Анри Труайя, литературные критики считают его мемуары. Это увлекательнейшее литературное повествование, искреннее, эмоциональное, то исполненное драматизма, то окрашенное иронией. Это еще и интереснейший документ эпохи, в котором талантливый писатель, историк, мыслитель описывает грандиозную картину событий двадцатого века со всеми его катаклизмами – от Первой мировой войны и революции до Второй мировой войны и начала перемен в России.В советское время оригиналы первых изданий мемуаров Труайя находились в спецхране, куда имел доступ узкий круг специалистов.
Вашему вниманию предлагается очередной роман знаменитого французского писателя Анри Труайя, произведения которого любят и читают во всем мире.Этаж шутов – чердачный этаж Зимнего дворца, отведенный шутам. В центре романа – маленькая фигурка карлика Васи, сына богатых родителей, определенного волей отца в придворные шуты к императрице. Деревенское детство, нелегкая служба шута, женитьба на одной из самых красивых фрейлин Анны Иоанновны, короткое семейное счастье, рождение сына, развод и вновь – шутовство, но уже при Елизавете Петровне.
ТРЯПИЧНАЯ КУКЛА Какое человеческое чувство сильнее всех? Конечно же любовь. Любовь вопреки, любовь несмотря ни на что, любовь ради торжества красоты жизни. Неужели Барбара наконец обретёт мир и большую любовь? Ответ - на страницах этого короткого романа Паскуале Ферро, где реальность смешивается с фантазией. МАЧЕДОНИЯ И ВАЛЕНТИНА. МУЖЕСТВО ЖЕНЩИН Женщины всегда были важной частью истории. Женщины-героини: политики, святые, воительницы... Но, может быть, наиболее важная борьба женщины - борьба за её право любить и жить по зову сердца.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
В сборник вошли ранние произведения классика английской литературы Джейн Остен (1775–1817). Яркие, искрометные, остроумные, они были созданы писательницей, когда ей исполнилось всего 17 лет. В первой пробе пера юного автора чувствуется блеск и изящество таланта будущей «Несравненной Джейн».Предисловие к сборнику написано большим почитателем Остен, выдающимся английским писателем Г. К. Честертоном.На русском языке издается впервые.
В сборник выдающейся английской писательницы Джейн Остен (1775–1817) вошли три произведения, неизвестные русскому читателю. Роман в письмах «Леди Сьюзен» написан в классической традиции литературы XVIII века; его герои — светская красавица, ее дочь, молодой человек, почтенное семейство — любят и ненавидят, страдают от ревности и строят козни. Роман «Уотсоны» рассказывает о жизни английской сельской аристократии, а «Сэндитон» — о создании нового модного курорта, о столкновении патриархального уклада с тем, что впоследствии стали называть «прогрессом».В сборник вошли также статья Е. Гениевой о творчестве Джейн Остен и эссе известного английского прозаика Мартина Эмиса.
Юношеское произведение Джейн Остен в модной для XVIII века форме переписки проникнуто взрослой иронией и язвительностью.