Палец на спуске - [25]

О чем он говорил, нетрудно было догадаться. Ярослав вдруг с мучительной болью подумал о том, что надо оградить Марию от оскорблений.

Как договорить все те начатые предложения и недосказанные слова? Чувство стыда закрывало им обоим рот.

Вацлав хотел ехать сразу после того, как послал телеграмму. У него было такое чувство, словно он должен отца от кого-то защищать, охранять. Потом, однако, он просидел дома целый час в кресле перед погасшим экраном телевизора (Милена еще не вернулась из города от врача). Он был как тот глупый черт из сказки, которого хитрый портной липкой лентой приклеил к стулу. Слыша голос отца, Вацлав сразу пришел к выводу, что надо что-то сделать. Когда отец кончил говорить, он решил, что поедет к нему в Бржезаны. Вацлав не безрассудный человек, но за двадцать лет службы в армии он понял, что в жизни бывают случаи, когда действие, пусть даже несовершенное, лучше, чем пустое и долгое раздумье.

Дома Вацлав смекнул, что при выступлении отца должен был присутствовать и Ярослав. И как это ему раньше не пришло в голову? Желание немедленно навестить отца сразу же пропало. Представление о том, что разъяренные группы людей будут осаждать отца и возникнет необходимость защищать его собственной грудью, было, конечно, наивным и смешным. Он размышлял о том, кому и какую пользу принесло выступление отца. Чему оно способствовало? Одновременно Вацлав спрашивал себя, что делать дальше. Поставить перед домом отца вооруженную охрану? Написать на избе: «Прикасаться запрещено»?

Ведь все это уходит куда-то в совершенно другую сторону, вот что самое ужасное. А Ярослав должен был присутствовать при этом!

Наконец Вацлав встал и набрал номер Ярослава.

В эти минуты Ярослав и Мария все еще находились на кухне. Внутренне оба содрогались, хотя слова пока что между ними проскакивали только самые обычные. Это приносило некоторое облегчение, но отдаляло серьезный разговор. Обоим хотелось говорить о старом Якубе. Однако они чувствовали, что все слова будут напрасными до тех пор, пока они не поймут, что, собственно, происходит. Тем не менее минута, когда все окольные пути будут отрезаны, а Ярослав и Мария смогут приблизиться к правде, была уже близка.

Телефон в прихожей зазвонил в третий раз. Они только покрутили головами. Трубку взял проворный Алоис.

— Кто звонит? А, здравствуй, Вацлавичек! Как ты там поживаешь?.. Конечно, здесь, оба попрятались куда-то, как мышата…

Мария Машинова вырвала у него трубку, Алоис заюлил, не зная, как оправдать свое любопытство, и скрылся в комнате.

Вацлав, конечно, не ожидал, что в квартире Ярослава ему ответит Алоис Машин. На какое-то время он растерялся, не зная, что сказать, и, видимо, поэтому неожиданно решил:

— Через полчаса я буду у вас.

Мария не спрашивала зачем. Все было и так ясно.

В кухне Ярослав спросил:

— Не пойти ли нам в комнату, пока отец не хватил лишнего?

— Если захочет, все равно напьется, — задумчиво ответила Мария. — И он напьется, потому что пьет за чужой счет. — Думала же она, однако, о другом.

Ярослав молчал.

Спустя минуту Мария продолжала:

— Твой отец ничего не понимает.

— Почему ты так думаешь?

— Он ведет себя так, будто выиграл миллион.

Ярослав улыбнулся. Он снова увидел вечно испуганные глаза отца и почувствовал его судорожную бодрость, которой старый Алоис всегда прикрывается.

— Боюсь, что он понимает больше, чем ты думаешь. Даже, может, больше, чем мы оба вместе. Или, по крайней мере, больше, чем я!

— Ты действительно не понимаешь, Ярослав?

Ярослав встал, подошел к окну и засмотрелся на пустынную улицу. Он делал так, когда хотел что-нибудь написать и раздумывал, еще не решаясь взять карандаш.

«Я ведь не говорю правду. А между тем все понимаю. И уже давно. Ничего в этом плане не меняет и то, что еще в первой половине дня я выглядел как… Чувствовал я одно, а вел себя совсем по-другому. Но почему все это случилось именно со мной?»

Он отвернулся от окна. Его лицо заметно побледнело.

— Что с тобой, Ярослав?

— Мария! Сегодня утром я действительно был против Якуба!

Мария только теперь поняла, что она, собственно, еще не знает, почему здесь так неожиданно появился Алоис.

— Что же там у вас происходило утром? Вы оба были там, но по радио выступал только папа…

— Со вступительным словом выступил редактор Галирж.

— Это было самое ужасное, и я…

— Я знаю. Но отца позвал туда кто-то другой. Я даже не знал…

Молчание. Затем Ярослав продолжал:

— Примерно то же самое, что говорил Галирж, происходило и утром. Это была… подготовка…

Снова наступило молчание, короткое, но бездонное. Потом Мария спросила:

— И ты был на их стороне? На стороне того редактора?

— Нет, Мария, не был… Но тем не менее я был против Якуба. Как раз потому, что я ничего не понимаю.

Мария пристально смотрела на Ярослава, и в ее глазах был страх. Нет, она боялась не за Ярослава. Его она уже хорошо знает. Знает, что Ярослав не лжет. Но она также знает, что он не любит вставать на ту или иную сторону, что он любит искать пути, которые примиряют противоречия. Если Мария оживит в памяти речь того редактора и слова своего отца, она сумеет хорошо представить, где примерно между ними находился Ярослав.