Пальцы китайским веером - [11]

– Девочки у нас не было, – жестко повторил, как отрубил, отец, – хватит. Вычеркни из памяти все, что связано с Бибиковым. Пойми, наконец, Аня не могла жить. Мы бы все равно ее лишились – лет в двенадцать-тринадцать, когда пубертатные изменения начинаются. И вот тогда это стало бы трагедией. А в четыре года? Ребенок в этом возрасте еще не человек, так, личинка. Он себя как личность не осознает. Все прошло гладко, безболезненно для девочки, она умерла, ничего не поняв. Давай ее наконец-то забудем. У нас есть Ваня, мы оба очень его любим. Ваня Лавров. Он никогда не был Бибиковым.

– Но где гарантия, что мальчик не встретит других людей, которые ему сообщат про Анну? – спросила Регина Львовна.

– А кто в курсе-то? – усмехнулся Николай Петрович. – Валентина Гавриловна, как ты сейчас сказала, совсем лишилась ума, у нее старческая деменция[5], бабку содержат в психиатрической лечебнице. Кто ей поверит? Людмила в Лондоне. Кто еще? Юрка? Он будет молчать. И что, в конце концов, знает Бибиков? Расскажет правду о вашем браке? Сейчас это уже никого не волнует. Проехали. Живем счастливо дальше.

– Ты забыл про дом на Новодонской! – вдруг закричала Регина Львовна. – Кое-кто еще вполне нормален, не все старухи безумны. Свидетелей тьма! Все помнят Аню!

– Новодонская теперь называется бульваром Коваленко, – попытался успокоить ее муж. – Учитывая привычки аборигенов, думаю, девять десятых из тех, кто видел Анну, давно спились, а выжившие забыли, как их самих зовут.

– Светка-то опознала Ванечку, – напомнила ему супруга, – по родинкам. Вдруг еще кто-то таким же глазастым окажется? Телефон она свой дала, сказала, хочет зубы лечить.

– Забудь! – буркнул муж. – Я с ней разберусь, она к нам никогда не сунется. Конец разговорам! Завтра же отвезу парня в свою клинику, пусть ему эти чертовы отметины удалят. И все. Никаких проблем. И подумай, ну что страшного, если кто-то вспомнит Аню? Девочка умерла от неизлечимой болезни, есть документ. Что нам грозит? Ваня никогда ничего не заподозрит.

– Нет, – перебила Регина Львовна, – так нельзя. Я решила рассказать Ване правду.

– Офонарела? – выпалил отец. – Совсем…

Иван вздрогнул. Николай Петрович никогда не употреблял матерных слов и вдруг выругался в лицо любимой супруге.

– Не могу я вечно жить в страхе, – продолжала мама. – В день смерти Ани ты убеждал меня, что истина никогда не выплывет на свет.

– Правильно, и не всплывет, если сами глупостей не наделаем, – перебил ее Николай Петрович. – Хватит истерик. Устал от твоих постоянных слез по ночам, от нытья и припева: «Девочку убили». Возьми себя в руки! А может, тебе опять таблеток попить? Только не тех, что раньше, сейчас есть препараты получше. И я тебя не обманывал, все концы утоплены в глубокой воде.

– А Светлана Перепечкина? – снова захныкала мать. – Она, по твоему мнению, дура, зато внимательная. Узнала «браслет», наговорила Ване всякого, жонглировала фамилией Бибиков. Баба помнит и Юру, и Анечку мою несчастную. Сегодня прозвенел первый звонок. Светка…

– Сказано, забудь о твари! – взревел муж.

– Тише, – взмолилась мама, – мы на балконе.

– Два часа ночи, все давно спят, – возразил Николай, но орать перестал. – Запомни, дура: если посмеешь рот открыть, я тебя в порошок сотру. Ты никакого права не имеешь самостоятельно что-то решать.

Мать зарыдала, послышались странные звуки, словно по полу прыгает гигантская лягушка. Затем через открытое окно в спальню Вани вновь потянулся запах дыма. Ваня перегнулся над подоконником и увидел отца. Он остался один, смотрел вдаль, стоя в профиль к сыну. Мальчик не мог как следует рассмотреть его лицо, но щека отца казалась окаменевшей. Он глубоко затянулся, затем швырнул сигарету вниз, произнес сквозь зубы: «Сука!» – и выпрямился. Испуганный Иван живо спрятался, и через пару секунд до его ушей долетел характерный скрип – человек, которого Иван всю жизнь считал родным отцом, закрыл дверь балкона изнутри супружеской спальни.

Глава 5

На следующий день Николай Петрович разбудил сына около шести утра.

Лавров работал главврачом в частном медицинском центре, сам оперировал, на работу он укатывал без пятнадцати семь. А Ваня уходил в школу около девяти, первый урок в его гимназии начинается в десять. И еще вчера, приди отцу в голову идея вытащить сына из-под одеяла в несусветную рань, мальчик бы начал ныть: «Зачем? Спать хочу! Отстань!»

Но подслушанный ночью разговор так испугал Ивана, что его вымело из теплого гнездышка за секунду.

– Сегодня на занятия не пойдешь, – приказным тоном заявил отец, – едем ко мне в клинику. Завтракать нельзя.

Ваня молча кинулся в ванную.

– Эй, почему ты ничего не спрашиваешь? – удивился отец.

Ваня понял, что его послушание выглядит подозрительно, но не сообразил, что ответить. Слава богу, на помощь пришла мама.

– Да он же еще спит! Всегда такой, когда из-под одеяла выбирается. Сейчас умоется и оживет.

Иван мысленно поблагодарил ее и, сев в машину отца, постарался вести себя как обычно – стал интересоваться, куда и зачем его везут, и даже слегка покапризничал.

Николай Петрович спокойно объяснил:

– Меня беспокоят родинки на твоем запястье, а сегодня в клинике принимает профессор Вуколов. Он редкий гость в столице, давно живет в США, в Россию прилетает лишь по приглашению богатых пациентов. Вуколов лучший специалист по родимым пятнам, у нас есть уникальная возможность проконсультироваться у гения. Если он велит удалить «браслет», сразу проведем операцию, поэтому я просил тебя не завтракать.