Палатки в степи - [3]

- Ты только не подумай, что малярить - это его основное призвание,- подмигнул Леве Виктор.- Он у нас лучший мотогонщик на заводе. Да что там завод! Мировой рекордсмен! Вот только за рекордом и дело!

Дима поморщился. Щеки его порозовели.

- Перестань, будет тебе!

- Нет, в самом деле, - не унимался Виктор. - Смотри, Лева, видишь, у него под глазом дырка? Так это он перед отъездом со своим мотоциклом попрощался. Дима в одну сторону, мотоцикл - в другую… А ты кто по специальности? - вдруг спросил он.

- Я? - Лева смутился. - Я парикмахер.

Ему почему-то казалось, что ребята обязательно начнут посмеиваться над ним. Стремясь предупредить их насмешки, он глупо ухмыльнулся и подмигнул: мол, сам понимаю, какая же это специальность!

Но ребята реагировали совсем иначе. Они вроде бы даже обрадовались:

- Свой парикмахер!..

- Вот это здорово!

- Значит, парикмахер у нас есть. Раз! - Виктор загнул палец. - Мотоциклист - два! Тракторист - три!..

- А тракторист кто? - спросил Лева.

Оказалось, что Челмодеев раньше работал трактористом.

- Тебе хорошо - сразу на трактор! - Взгляд Левы выдавал откровенную зависть. - А нам еще сколько учиться!

- Уж меня-то Ванюшка во всяком случае не обставит. Я трактором в два счета овладею. Тогда держитесь! - Виктор прихлопнул ладонью по коленке.

- Ох, и хвастун же ты!-добродушно усмехнулся Челмодеев.

- Вот увидишь! Витька Сазонов всегда был и будет впереди.

В купе стало весело. Вскоре ребята запели песню, собрав певцов со всего вагона. Потом играли в домино. Потом снова пели песни…

За Уралом, на каком-то полустанке с длинным названием, поезд стоял очень долго. Ребята решили подышать свежим воздухом. Лева вышел в шляпе и тотчас же схватился за уши. Дул пронзительный морозный ветер.

- Ты что, уши захотел обморозить? - сказал Иван.- Иди надень шапку. Здесь тебе не Белоруссия.

- Нет у меня шапки, - растерялся Лева. Только сейчас он сообразил, какую сделал глупость, не захватив с собой зимней одежды. - Ведь март уже. Я думал…

- «Думал, думал»!.. В Сибири в марте и тридцать, и тридцать пять, и сорок бывает. А ты а ботиночках, в шляпе, в пальтишке жиденьком…

В купе состоялся совет. Было решено общими усилиями экипировать Леву. Но как это сделать? Денег у всех четверых было немного.

Виктор взял инициативу в свои руки.

- Да что тут думать! - Он небрежно откинул назад свои кудри и снисходительно посмотрел на приунывших ребят. - Шляпа велюровая есть, пальто драп-шик-модерн, хромовые полуботинки высший сорт… Да мы тут такой торг устроим, что у нас это добро с руками оторвут… Давайте сделаем так: я вынесу из вагона пальто и ботинки- шляпу оставим про запас, - а вы подходите ко мне и торгуйтесь.

- Неудобно как-то, - заерзал на сиденье Дима Николаев.

- А ему? - Виктор ткнул пальцем в грудь Левы. - А ему замерзать удобно?.. Нет, вы уж в этом деле на меня положитесь…

На следующей станции Лева, давясь от смеха, наблюдал через окно купе, как подставные покупатели, отталкивая друг друга, рвали «товар» из рук Виктора, привлекая внимание всего перрона.

Ребята вернулись в вагон веселые, довольные.

- На, считай, - сказал Виктор, небрежно бросив на столик пачку десятирублевок. - Тут на все хватит. А на обмывку - шляпа…

- Опять за свое! - оборвал его Челмодеев.

- Ладно, ладно, уж и пошутить нельзя…

Весь следующий день Лева лежал разутый на верхней полке, а ребята в это время добывали для него зимнюю одежду.

Когда в Барнауле обитатели четвертого купе вышли из вагона, Леву нельзя было узнать: новенькие стеганка и брюки, шапка-ушанка на собачьем меху, на ногах - огромные рыжие подшитые валенки с подошвами толщиной чуть ли не в три пальца.

В городе приезжих весьма негостеприимно встретил морозный ветер. Он подкарауливал их на каждом перекрестке, набрасываясь с лихим свистом, словно разбойник из засады. Но с Левой ветер ничего сделать не мог: его новое обмундирование было хоть не элегантным, зато теплым и надежным.

Леву и его новых друзей направили в «Молодежный»- новый целинный совхоз, которому, как и десяткам других, предстояло строиться в глухой степи, на пустом месте. Здесь зимой и летом хозяйничал шальной степняк, не встречавший на своем пути ни лесов, ни холмов, ни других преград.

Временно дирекция совхоза, рабочие, немногочисленная техника располагались в селе Белая Речка, километрах в двадцати от будущего совхозного поселка. Это было типичное алтайское степное село, протянувшееся по берегу речки и открытое со всех сторон. Деревьев в селе почти не было. Лишь у клуба, заботливо огороженные оградой из камыша, трепетало на ветру несколько десятков хлыстиков. Местные колхозники гордо и нежно именовали их «наш садик», вкладывая в эти слова свою страстную мечту о большом, тенистом саде.

Приземистые хаты стояли без чердачных перекрытий, обычных в Центральной России. Вместо них на плоских крышах высились стога сена: здесь их не так заносило снегом. Хлева помещались рядом с хатами, сообщаясь с ними крытыми сенями. Пусть какой угодно буран беснуется на дворе - хозяйка всегда сможет присмотреть за скотиной, накормить ее, подоить корову.

Тихое село, зимой обычно погруженное в дремоту, теперь кипело, словно шумный город. Все хаты были заполнены веселой, горластой молодежью, а школа-семилетка с коридорами, заставленными чемоданами, узлами, ящиками, напоминала вокзал.