Палата № 7 - [42]

Я служу вредному делу и получаю жалованье от людей, которых обманываю; я нечестен. Но ведь сам по себе я ничто, я только частица необходимого социального зла: все уездные чиновники вредны и даром получают жалованье… Значит, в своей нечестности виноват не я, а время… Родись я двумястами лет позже, я был бы другим.

Чтобы не упустить смысл «Палаты № 7», необходимо понимать два факта.

1. Ни недобровольная психиатрическая госпитализация, ни ее политическое применение или злоупотребление ею не были изобретены Советами.

2. За недобровольной госпитализацией скрывается фундаментальная логика, принятая по всему миру несколько столетий тому назад и широко признаваемая поныне. Согласно ей, «гуманно» и «полезно» лишать человека свободы — то есть, права, второго по значению, следом за правом на жизнь — на основании «душевного заболевания» (или потому, что такое «заболевание» делает его «опасным для себя и окружающих»); коль скоро это так, остается единственный вопрос — определить что такое психическая болезнь и как она устанавливается, или кто собственно болен.

Так, объясняет Тарсис, «было общепризнанно, — руководителями, врачами, идеологами, писателями, — что если человеку не мил социалистический рай, он — сумасшедший и его надо лечить». Каждое из современных государств на протяжении последних полутораста лет выработало собственные теории и определения безумия. Именно в этом политический и психиатрический анализ «Палаты № 7» должны прийти к одному и тому же: к лучшему пониманию светского общества, его бюрократий и методов социального контроля, и среди них — институциональной психиатрии.

Список известных людей, лишенных свободы при помощи психиатрического заточения, занял бы несколько страниц. Среди них были государственный секретарь Форрестол, губернатор Эрл Лонг, генерал Эдвин Уокер, Эзра Паунд, Эрнст Хэмингуэй и Мэри Тодд Линкольн в США; в Германии — Марга Крупп, жена Фрица Круппа, госпитализированная Кайзером за шум, поднятый ее жалобами в отношении гомосексуальных оргий мужа; в Австро-Венгрии — Игнац Земмельвейс, открыватель родильной горячки, оскорбивший коллег и общественность высказыванием взгляда о том, что эта болезнь вызывается грязными руками врача.

Совсем недавно люди верили, что рабство — хорошее установление, при условии что порабощению подвергаются те кто надо; в исторической последовательности, кем надо были побежденные на войне, затем язычники, затем негры. В конце концов, человечество пришло к выводу, что рабство — основополагающее преступление против человека, кого бы ни заносили в класс рабов, и по какой бы причине этого ни делали.

Я считаю недобровольную психиатрическую госпитализацию таким же основополагающим преступлением против человека. Ни одному взрослому человеку роль «больного» не должна быть навязана силой государственной власти. Единственное отклонение, в котором правительство должно быть способно обвинить человека — это нарушение закона. И когда его обвинили таким образом, он разумеется должен обладать всеми гарантиями, которые предусмотрела Конституция.

Много лет назад Бертран Рассел предсказал, что что коммунистический Восток и свободный Запад начнут сближаться под давлением сил коллективизма, и будут сближаться до тех пор, пока разница между ними не станет неразличима. Спустя годы Оруэлл предупреждал о таком бесславном будущем в «Скотном дворе».

Последний параграф книги звучит так:

Двенадцать голосов злобно перебранивались, отличить, какой из них чей, было невозможно. И тут до животных наконец дошло, что же сталось со свиными харями. Они переводили глаза со свиньи на человека, с человека на свинью и снова со свиньи на человека, но угадать, кто из них кто, теперь было невозможно.

Природа «машины», сводящей воедино человека и свинью, представляется очевидной — это современное государство, будь оно полицейским государством Востока или бюрократическим государством Запада.

Вытесняя «личное счастье» человека «общественным», современные общества стремятся отлучить индивида от полиса, таким образом лишая его права голоса при решении любых вопросов, за исключением его самых обыденных интересов. Результатом становится человек, лишенный политики. Стоит ли, в таком случае, удивляться тому, что современный «психологический человек» интересуется психическим здоровьем куда больше, чем свободой? Так личность становится все меньше и меньше гражданином, и все больше и больше — пациентом.

Очевидна, однако, не только роль современного массового бюрократического общества как аппарата, который деполитизирует человека. Ясно также, что институциональная психиатрия — его важная деталь. Русские называют ее «Палата № 7» или «Канатчикова дача». Мы называем ее государственная психбольница или центр душевного здоровья. Вот так тоталитарная тирания и народная (неконституционная) демократия стремятся навстречу друг другу — в терапевтическом государстве.

Профессор Томас Сас