Палачка - [114]

— Можно, — ответил Альберт. — Если конец кола как следует затупить, то он не повредит важнейших органов — прежде всего желудок, печень, селезенку, а обойдет их стороной, что увеличивает шансы клиента дотянуть до помилования. Впрочем, — опередил он следующий вопрос Доктора, — в некоторых случаях затупленный кол без каких-либо последствий засовывали в задний проход в качестве предупреждения… А иногда в дело шла просто толстая репа.

— Знаете, — спросил Доктор, — как это назы…

— Raphanidosis, — молниеносно среагировал Альберт, тем самым подтвердив давние подозрения Влка: парень занимался сверх программы.

— Но это, — подавшись вперед, вступил в разговор председатель, — должно быть, не так уж неприятно…

Влк сообразил, что бывший прокурор ищет замену усопшему другу, и ему стало искренне жаль его. Но он тут же спохватился, как бы ничего не подозревающий Альберт неловкой фразой не сделал прокурора своим заклятым врагом.

— Конечно, нет! — согласился Альберт. — Например, самый тонкий афоризм по поводу обработки колом, приписываемый брату Людовика XIV, признанному знатоку всех способов любви, гласит: "Насаживание на кол — это казнь, у которой самый плохой конец, зато самое прекрасное начало!"

Изящество ответа обезоружило даже Доктора. Своим молчанием он дал понять, что не возражает против продолжения экзамена. Предварительно они договорились не давать на выпускном вопросов по «триктраку» — на этом настаивал известный своей скромностью Влк, — а также по "двойной шимке" — на этом настаивал, чтобы лишний раз не напоминать Нестору о Шимсе, известный своей осторожностью Доктор. Однако оба приема, основных в программе обучения, требовалось продемонстрировать на экзамене по мастерству. Вопрос по «Совке» касался классических видов обработки, практикуемых вплоть до сего дня главным образом по причине недостатка информации о подлинно современных способах (Влк, кстати, представил себе, какой бомбой станет на предстоящей Всемирной конференции его доклад!) во всем мире, правда, за исключением их страны — то есть, как в шутку говорил доцент-спортсмен Шимса, "на оставшемся кусочке суши". Альберт начал с рассказа о шотландском способе в изложении летописца британских палачей Джона Эллиса.

— Необходима, — барабанил он, как по писаному, — крепкая конопляная веревка толщиной в два с половиной дюйма, с петлей в пять витков, отмеренной так, чтобы странгуляционная линия проходила вокруг горла на высоте последнего позвонка и заканчивалась у позвоночника. В момент падения с высоты 30 — 100 сантиметров ткани мягкого нёба плотно смыкаются с зевом и с твердым нёбом. В результате перекрываются дыхательные пути, что eo ipso[65] приводит к смертельному исходу. Сам Эллис, — продолжал Альберт уверенным тоном, превращавшим экзаменационный ответ в лекцию, — ввел в практику предварительную проверку на надежность при помощи мешка с песком, что практически исключало риск обрыва веревки под тяжестью тела; недостатком такой проверки является обязательное взвешивание, нервирующее клиентов. Разработчиком английского стиля был Альберт Пьерпойнт-младший. Он располагал узел так, чтобы в момент удушения надавить на челюсть с правой стороны; резкий рывок вызывает полную деформацию верхнего отдела позвоночника, что позволяет считать этот стиль более гуманным, чем — и здесь сын критикует отца — шотландский: там веревка нередко скользит по шее, вызывая длительное и мучительное, — добавил он с пафосом, превращающим лекцию в показательный урок, — удушение.

Трем членам комиссии одновременно пришло в голову, что этот Альберт не затеряется в тени своего тезки.

— Отлично, — сказал председатель, впервые вспомнив о своих полномочиях, — вызовите следующего!

А Доктор даже зааплодировал ему вслед.

При звуке этих аплодисментов, через столько лет вновь выпавших на долю конкурента, Влк помрачнел. Хотя он и был доволен — ведь Альберт своими успехами обязан ему, — но все-таки решил не выпускать парня из-под контроля. Хорошо еще, невольно подумалось ему, что у него на спине этот ужасный… Он не успел устыдиться своей мысли, ибо тут же позабыл обо всем на свете. На пороге стояла Лизинка.

— Скандалы не помогут, — жестко сказал он, глядя на ее растрепанные волосы и покрасневшие глаза. Он гнал прочь малейшее сочувствие, чтобы хватило сил довести дело до конца, и потому не переставая твердил про себя, что повод — более чем подходящий. Когда он попытался еще раз дозвониться к ней из-под.

54.

Лизинки, а она не сняла трубку, у него кошки заскребли на душе: вместо того чтобы лететь к ней на помощь (он вспомнил о таблетках в ночном столике), он лежал тут, в сущности, в полном комфорте, с девочкой, которая дала ему многое, но в сравнении с Маркетой — почти ничего. Однако он не мог ни поторопить природу, ни — когда клещи любви наконец разомкнулись — приделать крылья таксисту, который вез их от границы (поезд, конечно же, не стал их дожидаться). Он мог лишь упросить его, заплатив солидные чаевые, позаботиться о спящей Лизинке, но сначала завезти домой его самого. Влк открыл дверь, едва пробило шесть, и ужаснулся.