Палач - [137]

Он ел медленно, не отрывая глаз от своих девочек. Как они веселы и довольны! Может, даже счастливы. Счастливы в доме палача.

И Гудо решился.

– Адела, мне нужно с тобой поговорить, – глухо произнес он.

Женщина посмотрела на поникшего мужчину и подошла к столу.

– Вам с Гретой некоторое время придется пожить в другом доме.

Адела побледнела и с тревогой посмотрела на дочь.

– Что я могу сказать? Ты наш хозяин, и мы в твоей власти. Мы поступим так, как ты желаешь. Так угодно Господу.

– Нет, нет… Я не выгоняю вас. Я никогда не прогоню вас. Вы – единственное, что есть у меня. Единственное, для чего я живу. Но так нужно. Поверь. Вы поживете в другом доме. Месяц. Может быть, чуть дольше. К вам будут относиться хорошо. Я за этим пригляжу. А потом ты решишь. Решишь, хочешь ли ты стать хозяйкой этого дома, хочешь ли, чтобы я называл Грету своей дочерью. Я знаю: она моя дочь. Ты помнишь причину ее рождения. Но поверь, я уже не то чудовище. Жизнь и Господь стерли меня в порошок и вылепили заново. Я знаю, ты никогда не сможешь простить меня. Простить за свою сломанную жизнь. За позор и унижение. Я прошу простить, но не ожидаю этого прощения. Ибо этому нет прощения. Однако я готов искупить свою вину и безмерный грех преданной заботой о вас. Я знаю, ты никогда не захочешь лечь рядом со мной. И даже за руку ты никогда не возьмешь меня. Пусть так. И я никогда не прикоснусь к тебе. Но я хочу быть рядом. Я хочу, чтобы вы были сыты и одеты. Я хочу защитить вас от злых людей и болезней. Я смогу. Я достаточно силен и умен. Ты должна решить сейчас. Но начинай это решение с дочери. Времена всегда были трудные, а сегодня – труднее некуда. За чумой придет голод. Выживут только сильные.

Адела печально опустила глаза и, обняв дочь, уселась на кровать.

Гудо смотрел на своих девочек и не смел пошевелиться. Он не сказал всей правды. Он не мог ее сказать. Нужно было сделать первый шаг. Потом уже будет легче. Он в это верил. Верил всей душой.

Адела поцеловала дочь и тихо произнесла:

– У нас с Гретой нет дома. У нас нет родных и соседей. Мы даже не знаем, где сейчас находимся. Мы едим твою пищу и носим твои одежды. Значит, мы должны поступать так, как ты пожелаешь. Я не хочу, чтобы моя дочь умерла.

Гудо вскочил из-за стола и рассмеялся. Рассмеялся едва ли не в первый раз в жизни. Он хлопнул в ладоши и весело воскликнул:

– Вы ни о чем не пожалеете! Я обо всем позабочусь. Я всегда буду рядом. Все будет хорошо! Господь нам поможет.

* * *

– Что это за дом? – спросила Адела, с любопытством осматривая цветные окна и красный фонарь над входом.

Гудо понял: если Адела и слышала о борделях, то никогда не приближалась к ним.

«Все устроится. Я все устрою», – решил Гудо и открыл дверь.

В борделе стояла непривычная тишина. Палач напрягся, припоминая, когда в последний раз был здесь. Получалось, что больше двух недель. И даже бюргермейстер не напомнил ему о том, что нет поступлений от налога на ремесло девок. Да и не до них было. Столько событий! Неприятных и даже жутких событий.

За столом привычно сидела старая Ванда. Непривычно было то, что перед ней стоял кувшин вина и она уже с утра была пьяна. Только поэтому она не поклонилась палачу и встретила его с наглой усмешкой:

– А вот и наш господин пожаловал. А я-то думала, тебя демоны с собой на пир позвали. У нас, как видишь, полный порядок и могильный покой. Так что деньгами я тебя не порадую. Наши бюргеры зажимают серебришко. А гостей, сам знаешь, в городе нет. Чума! Проклятая чума!

Затем она уставилась на Аделу и рассмеялась.

– А ее ты напрасно привел. Нет для нее работы. И мои девки уже наполовину разбежались. Не осталось у мужчин между ног ни капли греха. Забежит сопливый мальчишка, и тот над медяшкой трусится.

– Гудо, что это за дом? – с тревогой спросила Адела.

– Тебе незачем волноваться. У тебя будет комната и хорошая еда. Тебя никто не побеспокоит. Верь мне. Тебе здесь недолго жить. Скоро мы будем вместе. В нашем доме.

Затем палач подошел к подвыпившей содержательнице борделя и строго посмотрел ей в лицо. Старая Ванда похолодела и утерла лицо морщинистой ладонью.

– Значит, комнаты освободились? – едва слышно спросил Гудо.

Ванда кивнула.

– Так вот. Эту женщину и ребенка отведешь в лучшую. Составишь контракт и впишешь ее в девки. Гостей сейчас нет, и это хорошо. Я сам буду вносить оплату за ее услуги. Я буду ежедневно приходить.

– Я поняла. Она твоя родственница. Или еще важнее. Но если она девка, к ней может зайти любой. И ни я, ни ты не сможем в этом ему отказать. Таковы правила.

– Я знаю, – тихо произнес палач. – От тебя только требуется шепнуть каждому желающему, что она была в объятиях палача. Слышишь, не забудь. И будь с ней поласковее. Она будет моей, а значит, и твоей госпожой.

Старая Ванда снова кивнула и, с трудом встав, подошла к Аделе.

– А она хорошенькая. Могла бы заработать звонкую монету. А это ее дочь. Миленький ребенок. Для тебя, красотка, я приберегла хорошую комнатку. И для девочки место найдется, если случится гость…

– Какой гость? – Адела растерянно посмотрела на Гудо.

– Твой гость – это я, – уверенно произнес палач и крепко сжал плечо содержательницы борделя. – Поменьше болтай, старая. Теперь я буду постоянным гостем в этом доме.