Пакс - [9]

Пакс держался на почтительном расстоянии. Добившись наконец от брата покорности, Игла сменила гнев на милость и положила перед Мелким остатки недоеденной крысы, сама же легла на землю и принялась сначала вылизывать лапы, а потом умываться этими лапами. Пакс на брюхе подполз ближе. Его влекло к этим двоим, брату и сестре, — неважно, рады они ему или нет.

Игла вытянулась в лучах косого солнца. Её влажные щёки блестели, как деревянный стол тыквенного цвета, за которым всегда ели свою пищу люди Пакса, а белый лоснящийся воротник ещё больше подчёркивал яркую рыжину.

Пакс оглянулся на Мелкого: тот как раз обнюхивал его лёжку в стеблях молочая. Пятна у брата на шубе были такой же формы, как и у сестры, но не так чётко очерченные. И мех у него был редковат и местами клочковат, и тазовые кости торчали под острыми углами. Он вдруг попятился и тут же бросился вперёд, будто в атаку.

Пакс смотрел, как он подбрасывает игрушечного солдатика в воздух, а потом прижимает его лапой к земле, снова и снова. Когда Пакс был щенком, он делал точно так же. И сейчас, понаблюдав совсем немного, он подбежал и вступил в игру. Мелкий принял его так радостно, будто они играли вместе с самого рождения.

Игла тоже вскочила на ноги. Неси мне.

Некоторое время брат притворялся, что не слышал, но он, видимо, точно знал, до какого момента можно испытывать сестрино терпение, потому что вскоре он подскочил к лисе и положил перед ней игрушку.

При виде солдатика Игла издала горловое ворчание. Человек.

Брось это. Домой, быстро, приказала она брату.

Мелкий, играя, обхватил передними лапами лапы Пакса.

Тотчас подскочила Игла и укусила Мелкого. Воняет людьми. Помни.

И она передала брату образ, который показался Паксу странным, пугающим: завывание холодного ветра; пара лисиц, самец и самка, пытаются вырваться из стальной клетки, клетка похожа на загородку Пакса, только вместо прутьев — зубастые зажимы. Стальные зубы зажимов и снег на земле — в крови.

Игла вскинула голову, вглядываясь в небо, и понюхала ветер, прилетевший с юга и пропитанный запахом близкой грозы. Домой.

Покорно опустив хвост, Мелкий двинулся за сестрой. Но, пройдя немного, он обернулся к Паксу и позвал его за собой.

Пакс колебался. Он не хотел уходить с этого места, куда должны вернуться его люди. Но уже приползли тёмные тучи, и вдали только что прогромыхал гром. Пакс знал, что в грозу его мальчик не выйдет из дому. Если Пакс останется, его будет хлестать дождь. И он будет сидеть у дороги, мокрый насквозь. Один.

Он взял игрушечного солдатика в зубы и потрусил за братом и сестрой.

Почуяв его присутствие, Игла обернулась. Только одну ночь, Воняющий Людьми.

Пакс согласился. Когда гроза кончится, он вернётся сюда, отыщет дорогу по запаху. И тогда его люди придут за ним. И он найдёт своего мальчика, и они уже никогда не расстанутся.

Глава 6

Питер узнал эти звуки ещё до того, как полностью проснулся: толпа мальчишек, которых только что отпустили, их топот, их гиканье, нетерпеливое туканье их кулаков о кожаные перчатки. Он выбрался из-под скамьи и схватил рюкзак. Слишком поздно: двадцать бейсболистов вместе с тренером уже сбегают вниз по склону. Наверху, на парковке, стоят несколько взрослых, некоторые из них в форме, — наблюдают. Самое лучшее, что он мог сейчас сделать, — забраться на трибуну, где с десяток зрителей уже расселись по двое — по трое, а когда всё закончится, смешаться с толпой и уйти вместе со всеми.

Питер забрался на последний ряд и скинул рюкзак. Подросток пришёл смотреть тренировку по бейсболу — это абсолютно нормально, нормальней не бывает, но сердце всё равно стучало странно, будто пробуксовывало.

Внизу тренер уже подавал мячи, один за другим. Всё как на любой тренировке: мальчишки бегают по полю, красуются друг перед другом и орут как резаные. Питер выбрал одного, за которым ему хотелось понаблюдать: худенький парнишка с соломенным «ёжиком», в красной линялой футболке, шортстоп[5]. Пока остальные игроки бестолково, по-щенячьи, носились туда-сюда, этот стоял как статуя, руки наготове на уровне пояса, взгляд прикован к бите тренера. Как только бита ударяла по мячу — дерево по коже, — он прыгал. И каким-то немыслимым образом доставал все мячи, прилетавшие в его часть поля, хотя с виду — то ли недоросток, то ли чей-то младший брат, которого старшему приходится таскать за собой.

Питер знал, что он и сам не слишком типичный бейсболист: он всегда чувствовал себя чужим в дагауте, где все хлопают друг друга по плечу и треплются о всякой ерунде. Зато на бейсбольном поле он был на своем месте — будто для того и родился. На поле у него возникало такое чувство — он даже не пытался его никому описывать: и потому, что оно слишком личное, и потому, что всё равно не подобрал бы нужные слова. Разве что — «небесно». Да, это слово было ближе всего. И ещё где-то рядом — «спокойно». И шортстопу тоже знакомо это небесное спокойствие, ни с того ни с сего подумал вдруг Питер, — может, он даже ощущает его прямо сейчас, вот в эту самую минуту.

Тренер, стоя на горке[6], подавал, бэттеры[7] отбивали мячи то в воздух, то в землю, и аутфилдеры