Пахан - [10]

Трое громил раздели Гуськова до трусов, вытащили кляп, сняли наручники. Связали руки за спиной длинной веревкой, перекинули ее через турник и с силой потянули на себя. Тело медленно поднялось вверх, плечевые суставы неестественно вывернулись. Послышался дикий, полный боли и отчаяния крик.

— Не нравится, — констатировал Мотя. — Ясно дело! Говори, гондон, где лавы?

— Отвали! — корчась, прохрипел Гуськов.

Тогда в ход пошли резиновые прыгалки, а когда Гуськова сняли с дыбы раскаленный утюг. Пытка продолжалась не менее двух часов, но не дала никаких результатов. Пленник вопил, матерился, однако сознаваться не желал.

— Ладно, — сказал, наконец, Мотя. — Боль ты выносишь неплохо, придется заняться твоей сучкой! — И по страху, мелькнувшему в глазах Гуськова, понял, что нашел уязвимое место.

— Сперва мы ее трахнем по очереди, — ухмыляясь, продолжал бандит. Потом загоним в манду деревянный кол…

— Нет! — вскричал Гуськов. — Не надо!

— Е-мое! — сделал удивленное лицо Мотя. — Почему?

— Я… п-покажу н-нычку!

— Где она!

— 3-за г-городом! Не трогайте Лену!

— Гм, гм!

— П-пожалуйста!

— Хорошо, только будь паинькой и не вздумай херней заниматься!

Ехать пришлось далеко. Машины, в одной везли Гуськова, а в другой Лену, долго спотыкались на неухоженных проселочных дорогах. Мотя постепенно стал терять терпение.

— Ты чего, падла, в Африке бабки спрятал?! — угрожающе прорычал он.

— Успокойся, немного осталось, — довольно твердым голосом ответил пленник. — Примерно два-три километра.

Гуськов не соврал. Вскоре впереди показалось ветхое заброшенное здание, служившее ранее коровником. В отдалении виднелась крохотная вымершая деревушка.

— Здесь, — сказал Гуськов. — Развяжите руки!

— Размечтался, козел! Пошли!

Деньги, упакованные в несколько целлофановых мешков, были зарыты в дальнем конце коровника, под неизвестно кем тут оставленной бетонной плитой. Князь, пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица, молча наблюдал за раскопками. В руке он держал пистолет с патроном в патроннике. Оружие вручил ему Мотя. «Возьми, шеф, на всякий случай, мало ли чего!»

— Порядок, — сказал Мотя, пересчитав долларовые пачки. — Десяти тысяч не хватает, но это ерунда! Копайте яму глубже, — приказал он остальным бандитам. — Бабу похороним здесь, а крысу отдадим Федоту, пусть Леня порадуется, отведет душу.

— А-а-а-а! — завопил Гуськов, каким-то чудом разорвал веревки и бросился на Князя. Тот опешил, механически вскинул руку с пистолетом и нажал на курок. Он сам не понял, почему это сделал. Тупоносая пуля «макарова», угодив в грудь, отбросила Гуськова к стене.

— Будьте вы прокляты, скоты! — извиваясь в агонии, простонал он.

— Отличный выстрел, — одобрительно сказал Мотя. — А Федот… Ничего, перебьется. В крайнем случае покажем место, пусть полюбуется на жмурика!

Князь видел происходящее словно в тумане. Вот бандиты приволокли плачущую Лену, задушили шелковым шнурком, вместе с мертвым Гуськовым бросили в яму, завалили сверху плитой.

— Что с тобой? — спросил Мотя, взглянув на белое как мел лицо шефа.

— П-плохо!

— Проклятый Леший! — выругался бандит. — Капитально его «шестерки» тебе голову зашибли! Впрочем, Леший свое уже получил и шестерки тоже. Поехали до хаты, отлежишься… Потом порадуем Федота!..

Дома, наглотавшись сильнодействующего снотворного, Князь уснул. Правда, с большим трудом. Личность Сергеева, никогда в жизни не убивавшего человека, еще давала о себе знать. Опять снились кошмары: он плыл на утлой лодчонке по кровяной пене, а сверху в воздухе кружились неимоверно отвратительные существа, кривлялись, корчили гнусные рожи, гаденько хихикали.

— Плыви, плыви, придурок, — верещали они, — но не рассчитывай на долгую жизнь! Скоро утонешь!.. Утонешь!.. Утонешь!.. Ха-ха-ха!

Внезапно из глубины вынырнуло жуткое страшилище со змеиной головой, крохотными злыми глазками и огромной зубастой пастью.

— Люблю таких, — сказало оно. — Залезай ко мне в рот! Ну! Живее, смертный!

Истошно завопив, Князь проснулся. Тело, покрытое холодным потом, тряслось будто в лихорадке. Зубы стучали. Дверь распахнулась, и в комнате появился Сашка, встревоженный криком шефа.

— В чем дело? — спросил он.

— Ни в чем! Сколько времени?

— Половина первого.

— Иди!

Оставшись один, Князь включил торшер, выпил стакан воды и прикурил сигарету. Мысль об убитом Гуськове не давала покоя. «Почему это меня так шокировало? — нервно затягиваясь, думал он. — Ведь, по словам Моти, я человек двадцать прикончил, не меньше, и Косого распилил… — Представив, как тупая пила разрывает внутренности Федьки, Князь вздрогнул. — Бабу задушили ни за что ни про что. Правда, она свидетель! Черт возьми! Нужно съездить куда-нибудь отдохнуть, а то совсем расклеился!»

Он подошел к окну и прижался лбом к стеклу. Над городом нависла глухая ночь. Кое-где в темных громадах домов светились окна. Мертвая тишина давила на уши. Внезапно перед глазами Князя возникло перекошенное лицо Лены с удавкой на шее, оскаленными зубами, вываленным языком и пеной на губах. Он пошатнулся, судорожно вцепился в подоконник. По-змеиному зашипев, привидение исчезло.

— Галлюцинация, — облегченно пробормотал Князь. — Мерещится всякая чертовщина.