Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока - [16]
Пример «человека из ресторана» 1920-х гг. — Николай Эдуардович Валь, бухгалтер Сестрорецкого горисполкома. Газеты назвали его героем «Сан-Суси» и «Бара»: «…вот он стоит перед нами во всей своей дореволюционной неприкосновенности, крепкий, законченный и чуждый окружающему, как памятник на площади Восстания. <…> Николай Эдуардович любит веселую ресторанную жизнь. Вино, женщины, официанты, ожидающие „на чай“, цыгане, лихачи веселенькие, застольные анекдоты и собутыльники, любящие выпить за „чужой счет“ — вот обстановка, в которой живет бухгалтер». После закрытия ресторана в 4 утра он «несется за город, к цыганам, где пьяные, пестрые женщины поют в нос о „ночах безумных, ночах бессонных“…»[98]. В результате он попался на растрате 3000 горисполкомовских денег.
На заводских окраинах также было много мест, где можно выпить, особенно непосредственно около заводов, где постоянный спрос. Многочисленность питейных заведений не только рождала злость у борцов за трезвость и нравственность, но и такие частушки:
Рабочего буквально окружали соблазны, и очень часто рабочему клубу он предпочитал поход за спиртным. Лозунгу «Вместо трактира — клуб! Вместо пивной — советская чайная. Вместо драки — физкультура!»[100] следовать получалось не всегда. В частности, издание «Трезвость и культура» жаловалось: «Соседями — и ближайшими — Московско-Нарвского дома культуры в Ленинграде являются: лавка центроспирта, магазины „Армения“, пивная „ЛСПО“ и ряд других „источников алкоголизации“»[101]. Не лучше дела обстояли и на Московской заставе, где жили рабочие «Электросилы». Один из них в заводской газете писал, что очень хочет проводить вечера в клубе, а не в пивной, но не может. Рядом с ним из мест досуга расположены только клуб им. Самойлова и кино частника «Луч», но в обоих «царит шпана»: «От нечего делать дома идешь в пивную, которых в нашем районе 6 штук»[102].
Электросила. 1928. № 4(47). 21 марта. С. 1
Применительно к 1920-м гг. можно констатировать расширение общественных функций пивных. Дороговизна зрелищ, непривычность для многих клубов, которые заполнялись в основном молодежью, бытовые стереотипы, воспринятые от дореволюционной эпохи, сделали пивную не только помещением для потребления спиртного, но и, по существу, наиболее доступным местом общения. Улучшение материального положения и появление в связи с этим большего свободного времени упрочили данную ситуацию. К тому же развитию пьянства способствовал жилищный кризис, который стал остро ощущаться в городах в начале 1920-х гг. и дал толчок дальнейшему развитию различных форм общежитий. Заполняли их в основном лица, прибывшие из деревни, сами находившиеся в плену старых традиций и, естественно, некритично воспринимавшие подобного рода «бытовое наследие» в городах.
Иногда без алкоголя просто не удавалось поесть. Вот жалоба одного из посетителей столовой:
«Для того, чтобы получить обед в столовой № 8 на Б. Охте, посетитель должен спросить пива.
Иначе — сиди хоть три часа, а обеда не дождешься, официант к столу не подойдет.
Если же хочешь получить пива, достаточно показать официанту пальцами сколько надо бутылок, и пиво тотчас будет на столе.
Мне пришлось обедать в этой столовой. Ждал-ждал, наконец обратился с двумя другими посетителями к заведующему.
Тот распорядился подать нам обеды.
Нам подали, но не то, что мы просили. Приборы оказались грязными.
Мы вторично подошли к заведующему.
— Вас много, а я один. За всеми не усмотришь, — был ответ.
И только когда подававший нам официант Сергеев увидел, что один из нас взял книгу жалоб, он с трехэтажной бранью переменил поданные нам обеды.
Рядом с нами сидел товарищ, дожидавшийся обеда 2 часа. Он также подошел к заведующему.
Заведующий объяснил:
— Видите, сколько у нас посетителей? Не успеваем пиво подавать, а вы — с обедом. Возьмите бутылочку пива — тогда и обед подадим.
Посетитель согласился, и заведующий собственноручно подал ему пиво и обед.
Таким образом, рабочая столовая превращается в пивную, а рабочему некуда пойти пообедать»[103].
Кстати, многие рабочие были недовольны тем, что кооперативные и заводские столовые превращались фактически в пивные. В протоколах рабочих собраний встречаются требования «воспретить отпуск пива по кредитным талонам», «воспретить отпуск пива малолетним» и т. п.[104].
Еще более пропитанным алкогольными парами оказывался другой рабочий район — Смоленское, одно из сел за Невской заставой вдоль Шлиссельбургского тракта (пр. Обуховской обороны). С 1880-х гг. он постепенно становился местом концентрации различных фабрик и заводов, и, подобно городу Иваново, его иногда называли «русским Манчестером». Репутация у села была дурная. Еще в 1880 г. там проживало 13 тыс. человек и насчитывалось 11 фабрик и 106 различных питейных заведений. Жительница села М. Новикова в заметке «Волны пивные» (1925 г.) описывала его так:
«Заборы… Покривившиеся домики… Заводы-фабрики…
А сбоку Нева серебрится.
Кругом — дым заводов.
Длинной полосой тянется село Смоленское — конца не видно.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящей книге чешский историк Йосеф Мацек обращается к одной из наиболее героических страниц истории чешского народа — к периоду гуситского революционного движения., В течение пятнадцати лет чешский народ — крестьяне, городская беднота, массы ремесленников, к которым примкнула часть рыцарства, громил армии крестоносцев, собравшихся с различных концов Европы, чтобы подавить вспыхнувшее в Чехии революционное движение. Мужественная борьба чешского народа в XV веке всколыхнула всю Европу, вызвала отклики в различных концах ее, потребовала предельного напряжения сил европейской реакции, которой так и не удалось покорить чехов силой оружия. Этим периодом своей истории чешский народ гордится по праву.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.