Паду к ногам твоим - [54]

«Ева, здравствуй! Я рад. Я жду тебя. Ты приходи пораньше. Прямо сейчас» — вот он что ей скажет. Все остальное — потом. Тетя Уля передала дорогие духи — «Пармская фиалка». Поплакала: «Как она там, среди дебрев, прелесть моя Евланьюшка? Не разъело комарье ее личико нежное-и?»

Эти и еще десятки других мыслей за какой-то миг промелькнули в голове Григория. Уже взявшись за трубку телефона, уже крича: «Я слушаю, Ева!» — он еще поправил рубаху, модную, из сиреневого китайского шелка. Словно жена видела его и любовалась: вот он какой, ее Гриша! Запонки — серебро с перламутром.

— Я ошибся?! Какая еще секретарша? — ничего не понимая, говорил Григорий. С лица уползала радость. Будто кто отжимал лицо: оно становилось мятым, постным. Костенеющим языком он с трудом проговорил: — Тебя, Раф, ищут.

Ревущим басом по ушам полоснул трактор. Григорий сел на диван, хмуро уставившись на Хазарова: что она сходит по нему с ума? Красивый, что ли? Красоты — черные кудри.

Хазаров привык, наверно, к таким розыскам.

— Что там случилось? — спросил просто. — Новосибирск? Заместитель председателя крайисполкома на проводе? Пусть подключат на этот телефон. — Пока соединяли, он успел сказать Григорию: — На жену не обижайся: она днюет и ночует на стройке. Молодчина! Хлопот, правда, много доставила, но… Да, да! Здравствуйте, Макар Иванович! — он, устраиваясь поудобнее за столом, подморгнул Григорию: подожди, мол. — Чем вы нас порадуете? Специализированную школу-то разрешаете открыть? Как это не хватает специалистов по немецкому языку? Мне непонятен ваш вопрос: строим завод или?.. Что значит или? И строим завод, и воспитываем людей. Готовим их к жизни, к возможной опасности. Неправда! Никаких у нас уклонов нет. Просто серьезно работают общественные организации. В том числе и Осоавиахим. А как же! Я помогаю. И сам участвую. Сегодня был на стрельбище. Из сорока выбил сорок — ворошиловский стрелок! Завтра открывается аэроклуб. Вышку поставили, будем прыгать с парашютом. Вы наши бумаги получили? Убедительно просим хотя бы два «кукурузника». Думаем серьезно изучать летное дело. Металл? Осенью дадим и сталь, и чугун, и кокс. Слово большевика.

Положив трубку, Хазаров посидел, барабаня пальцами по столу.

— Стройке нужны люди, Гриша. Поезжай по Сибири. Выступай. Зови людей. Кто лучше тебя сможет? Поэт!

«Ты мне дай, Рафаэль Иванович, оглядеться. Может, потому и гонишь, что я тут лишний?..» Хазаров ждал ответа.

— Стишки читать — одно, а о деле говорить — совсем другое. Тут из вашего брата, из руководителей, не каждый сказать может. К бумажке тянется за помощью. А мужик, он, сам знаешь, живого слова хочет.

— Ты не бумажкой — идеей вооружись, Григорий Петрович. Ты ведь не из тех, кто бы должен метаться. Наша власть, наше государство. Улучшать, укреплять надо. И торопиться, торопиться. Грядут решительные бои с капиталом. Европа уже загорается. Вот-вот огонь перекинется к нам. Так мы, Гриша, не заводик строим. Заводище! Создаем индустрию — броневой щит Республики. Успеем — нам никакой черт, даже в образе фашиста, не страшен. Поэтому жалеть силы, беречь себя — ох, тяжкое преступление! Сегодня пожалеешь, а завтра, может статься, беда все поглотит. Твоя Евланьюшка, кажется, поняла это.

На слове твоя Рафаэль сделал ударенье. Григорий понял — намеренно. И уже с остывающим недоверием посмотрел на него.

— Что, плохо вяжется с представлением о ней? — Хазаров встал, прошелся. Остановившись перед Григорием, спросил: — Если так, то знаешь почему! Мы плохо знаем людей. Когда я приехал, ознакомился со стройкой, признаюсь: грустно стало. Полный завал! Земляные работы выполнялись на уровне сорока четырех процентов, бетонные — того хуже. А о монтаже и говорить стыдно. В этот момент мне не хватало, ох, как не хватало! людей, у которых я привык черпать силы: дорогого Тельмана, Клемента Готвальда, Вильгельма Пика… Утешал себя тем, что… не все черпать, когда-то надо и самому поделиться. А теперь нашел массу прекрасных простых людей. У них, оказывается, тоже можно черпать силу. И знаешь с чего началось? Звонят утром в партком: что делать, Рафаэль Иванович? Мировой скандал. Комсорг Пыжова обругала бригаду американских плотников казуарами и выгнала со стройки…

— Казуарами? Это что такое? — спросил Григорий.

— Птицы такие есть. Летать не могут.

— Птицы, а летать не могут? Которым не дано летать, а? — оживился Григорий. — Как это здорово, однако, Раф!

— Так вот, выгнала. Скандал. «Строймартен» и без того отстает, а тут еще такой фортель. Начальник стройки приходит, директор завода приходит, секретарь горкома партии — все с одним вопросом: что это такое? как теперь уладить конфликт? Американцы-то не вышли на работу. А что это значит? Они же на ответственнейших участках. Замерло все там. Вызываем бунтарку. Заходит, улыбается. Директор завода не сдержался, ухнул кулаком по столу: девчонка! Стали разбираться, а она, оказывается, умница. Золото, говорит, им только дай, а выйдут на объект — едва шевелятся, как на похоронах. Все это, говорим, верно. Но где же выход, если нет своих специалистов?

«А вы их искали? — заявляет. — Может, учили? А специалисты есть. Я сказала студенту-практиканту: заменишь американца. В смысле как бригадир. И втроем мы, под его командой, закончили опалубку на миксере».