Падший ангел - [78]

Я начала худеть, черты моего лица заострились. Из-за беременности я испытывала по утрам жестокие приступы тошноты, и меня мутило от одного вида еды. Хотя я и пускалась на всевозможные ухищрения, чтобы выглядеть как можно свежее, когда дома бывал Эдгар, от меня не укрывались тревожные взгляды, которые он порой бросал на меня. В такие моменты он бывал особенно предупредителен и всеми силами пытался услужить, как хорошо вышколенный пес. Все встало на свои места однажды утром, когда он вошел ко мне в комнату, где я как раз судорожно корчилась над тазом. Зрелище было не из приятных. Из горла лилась лишь какая-то светлая жидкость, рвотные судороги полностью обессилили меня, голова шла кругом. Подбежав, он обвил меня руками.

– Элизабет, родная моя, ты больна. Нужно немедленно вызвать врача.

– От этой болезни ни у одного доктора нет лекарства, – простонала я и слабо взмахнула рукой, жестом показывая, чтобы он отошел прочь.

Его лицо стало пепельно-серым. Скорее всего мой бедный любовник подумал, что я умираю от той же таинственной болезни, которая ранее подкосила моих воображаемых родителей.

– Ах, любовь моя, скажи, что же гнетет тебя? – спросил он дрогнувшим голосом.

– У меня будет ребенок – вот что, – ответила я раздраженным тоном.

Он покачнулся, как будто теряя равновесие. Казалось, он вот-вот рухнет без чувств.

– У тебя будет ребенок… от меня? – прошептал Эдгар.

– Уж не обвиняешь ли ты меня в распущенности? – огрызнулась я, потому что чувствовала себя прескверно. – Если это так, то, может быть, ты хочешь, чтобы я немедленно ушла отсюда?

– О, нет-нет, – почти застонал он, – вовсе нет.

Я с удивлением и ужасом увидела, как по его щекам потекли слезы.

Упав передо мной на колени и обхватив меня руками, Эдгар прижался лицом к моей груди.

– Я и думать не смел о таком счастье. Я только мечтал об этом, но не думал, что это возможно. Это самое прекрасное из всего, что случалось в моей жизни. Видишь ли, я последний в своем роду. У нас с Мэри-Энн, моей женой, нет детей. Вот она и говорила, что все это потому, что моя линия сошла на нет, что это не ее вина, а моя. Ну, в общем, что у меня недостаточно мужской силы, чтобы иметь детей.

От волнения у него перехватило горло, и он запнулся, не разжимая объятий. Ранее мне часто приходилось стыдиться самой себя, но никогда еще это чувство не охватывало меня с такой силой. С моих уст едва не сорвалась неприглядная правда, но он вдруг поднял лицо. Покрытое слезами, оно светилось такой радостью и счастьем, что у меня язык присох к небу.

Медленно поднявшись с колен, Эдгар приосанился. В его позе появилось какое-то новое достоинство, невиданная дотоле уверенность в себе.

– Я был последним отпрыском рода, получившего свое гордое имя задолго до того, как Завоеватель[23] запятнал Англию норманнской кровью. Сознание того, что мне некому передать славное наследие, всю жизнь преследовало меня, не давая почувствовать себя настоящим мужчиной. Но ты, любимая, драгоценная моя, преобразила меня. Ты, ангел мой, вновь вселила в меня жизнь и надежду. – Он решительно вцепился мне в плечи. – Если родится мальчик, он будет носить мое имя. Спейхауз и все остальное, что мне принадлежит, перейдет к нему. Если это будет девочка, она тоже унаследует мое имя, и я обеспечу ее всем, чем только смогу.

– Однако, – возразила я, чувствуя, как из-за столь неожиданного поворота событий сжалось от тревоги сердце, – ребенок будет моим, а не твоим. У тебя не будет на него юридических прав, и ты не сможешь отнять его у меня.

– Отнять у тебя? – Столь ужасное предположение ошеломило Эдгара. – Неужели ты думаешь, что я способен на это? Поверь мне, дорогая, если бы я мог каким-то образом избавиться от жены, которая всегда была для меня злым наваждением, и жениться на тебе, то сделал бы это без колебаний. Но при нынешнем законодательстве у меня нет никакой надежды получить развод. Я знаю, она ни за что не даст мне его. Нет-нет, ребенок твой и всегда будет твоим, но, когда он родится, в акте о регистрации мы запишем его под моим именем. И никто не сможет помешать этому, даже дьяволица, которую я имел несчастье взять в жены.

Я еще никогда не видела его таким возбужденным: он почти плевался, произнося ее имя.

– И если – дай-то Бог! – наступит время, когда я стану свободным, – продолжал он, – я женюсь на тебе и мой ребенок получит законные права наследника. Сегодня же утром пойду к моим адвокатам обсудить этот вопрос.

– Я в таком смятении, Эдгар, – бессильно выдохнула я, и это было сущей правдой. – Мне и в голову не приходило, что ты обрадуешься ребенку. Я так волновалась, мне так нездоровилось.

– Обрадуюсь ли я! – Эдгар запрокинул голову и ликующе расхохотался. Потом, когда до него дошел смысл моих последних слов, смех сменился крайней обеспокоенностью. – Ах, дорогая, ведь тебе нужен отдых. Позволь, я помогу тебе лечь в кровать. Тебя должен осмотреть доктор – не возражай, я настаиваю на этом. Ты должна очень беречься. Нет, это я должен очень беречь тебя.

Я терпеливо позволила ему отнести себя в постель, и Эдгар бережно положил меня на простыни.

– Понимаешь ли ты, – нежно спросил он, – что отныне мы не можем разлучиться? – а потом, вновь развеселившись, мечтательно добавил: – Кто знает, может быть, у нас будет полдюжины ребятишек…